Щелкунчик – 2005

   Я Андрей Жданов, и я пишу эти хроники, находясь в трезвом уме и памяти. Выполняя свой долг и отвечая потомкам, я беспристрастно и кратко отмечаю на этих страницах, а также и поясняю основные события последнего года жизни. Моей жизни.
Моей борьбы и победы.

Потому что я был избран еще до рождения.
Редко кому уготавливала судьба столько труда и невзгод, и никто из людей не совершал подвигов, равных моим. Я избранный, и другого такого как я нет и не может быть.
И я не хвалю себя и не превозношусь, вовсе нет. Просто все дело в том, что я – единственный Щелкунчик, родившийся в семье Крысиного Короля.

Мы, Щелкунчики – древние существа, посредники между светлыми эльфами и обычными людьми. Мы очень сильны и в обычном мире удивляем окружающих необыкновенной красотой и мужественностью. Мы были рождены в начале времен; и созданы первыми магами для святой цели – для того, чтобы защищать этот мир от Крыс.
И мы – защищаем.
Поэтому, когда Крыса явилась к нам, я был готов.
До этого злого часа я жил, как и все Щелкунчики, свято выполняя предначертанную мне обязанность ублажать юных дев и воздавать должное уважение магии огненных вод. Во всех свершениях меня вел и поддерживал мой светлый друг, эльфийский принц Рамамури. Мой отец, Крысиный Король, порой пытался помешать мне исполнять свой долг, но моя тихая невеста защищала меня, а светлая эльфийская магия друга была нам троим подспорьем. Но вот время счастья минуло, и настали черные времена.
Я хорошо помню, как оцепенел от ужаса, впервые увидев свою Крысу. Это оказалась чрезвычайно крупная и сильная Крыса, по всей видимости - прямой потомок ветви крыс-бойцов. Я был ошарашен, хотя эта встреча и не стала для меня неожиданностью. Мой друг – светлый эльф, воин, провидец и святой, предупредил меня и ободрил, и я, отбросив сомненья, устремился навстречу своему первому подвигу. 
Как я уже сказал, ужас первой встречи обуял меня. Все вокруг потемнело, зарябил воздух, зарыдали от страха певчие птички и обрывками шелка метались в мертвом полете наши шмели и бабочки. Наш Светлый Лес замер в ожидании, а я включил истинное зрение и тут же скривился, преодолевая брезгливость.

Крыса.
Она ползала у меня под ногами, подбирая и грызя вырванную у работницы отдела кадров снедь, на что та реагировала обычно. Люди не видят Крыс так, как видим их мы, Щелкунчики. Несчастные, они позволяют Крысам отнимать у себя пищу и жизненные силы, и не понимают этого. Крыса шипела на меня с пола, подтирая цепкими лапками кляксы крема и вылизывая обслюнявленные пальцы, а я смотрел на нее сверху, уже понимая – мой горький час настает. Прощайте, дружеские забавы и чистые объятья благородных друзей, прощайте, прекрасные девы, и еще я знал, что как ни горько будет мне расставаться с обожаемой невестой, но и эту жертву обязан буду я принести на алтарь доблести.
Королевство Зимы и Лета замерло в тревожном ожидании, и эльфы и люди скрывали печаль. И вот пришло время первого настоящего боя. Крыса приоткрыла дверь моего кабинета и немедля подскочила ко мне, чтобы прибегнуть к ядовитому контакту, что в упрощенном видении обычных людей можно было воспринять как явку на запланированное собеседование. Но в истинном зрении мы, Щелкунчики, видим все как оно есть.
Я слишком быстро понял, что эту Крысу не победить обычными методами.

И оказался прав.
Сначала мне пришлось уступать и отводить ей глаза. Уступал я в мелочах. В видении обычных людей мы работали, занимались общим делом, и моя Крыса потихоньку отрезала мне пути к отступлению, приобретая влияние на моего отца, Крысиного Короля, подгребая под себя наше волшебное золото и подсовывая мне в качестве шестой колонны своих крысиных единокровников и прочих соучастников порока. Так она полагала, но у меня уже был план.
«Только ты сделаешь это. Только ты сможешь», – твердил мне друг.
— Ты – избран!
И вот настал горький час. Я шел на смерть, обливаясь слезами, и не скрывал этого. Мы с другом простились, и он благословил меня. Я шел прямиком в объятия зла, где мне предстояло «поцеловать» Крысу. Так могло это выглядеть в видении обычных людей, но в истинном свете это было не что иное, как жестокая, смертельно опасная и весьма болезненная инициация Щелкунчика. Жертвуя собой, я должен был добровольно подвернуться тактильному контакту с ядовитыми зубами и зловонной крысиной слюной. Я завлек Крысу в уединенную таверну для нищих, усадил за столик и вызвал в памяти мою прекрасную невесту и ее обворожительных подруг. Крыса ждала и улыбалась, высовывая между зубов кончик грязноватого языка и делала скромный вид. Я решился. О дальнейших ужасах борьбы я могу сказать кратко: я все вытерпел и остался жив.
А через точно рассчитанное моим другом, умнейшим из светлых эльфов, время, я должен был пойти дальше по пути борьбы, и путь мой предполагал извлечение Крысы из ее логова, и в рассчитанный час, ровно через двое суток после дня Зимнего Солнцестояния я последовал своему долгу и Предназначению.

   Эта крысиная нора была самым омерзительным, что мне когда-либо приходилось видеть. Иллюзия представляла входную дверь и прихожую квартиры, в тесный объем которой открывались три входа. Но я уже знал, что свои помещения крысы расширяют с помощью пятого измерения, и туда вмещается все - и грязные двери с облупленной краской, и проеденные мягкие диваны. Как выяснилось чуть позже, там хранились и запасы омерзительного пойла "самгнал", которое главный Крыс семейства делал сам из отбросов, чтобы услаждать свою порочную утробу и хвалиться перед гостями-крысами.
   Я вошел в нору. Поправив очки, скрывая за этим магическим жестом истинное зрение, я с трудом сдержался, чтобы не убежать. Напрямую была вонючая прямоугольная нора, где крысы собирали запасы объедков, трупы мелких животных и птиц, зерно и тлетворную силосную брагу. С другой стороны входа была еще одна нора, но третий, самый отвратительный и грязный ход принадлежал моей Крысе – узкий, укрытый темной магией черно-белых злых портретов, ведущий в ее тайное спальное логово, где я уже был однажды и еле выжил. Вспоминая об этой единственной своей слабости на пути борьбы, я горько раскаиваюсь. Мне не помогли тогда ни наложенные одним из магов Королевства Зимы и Лето иллюзии, ни эманации красного цвета (мне пришлось облачиться в ритуальные женские одежды), ни обращение к магии Земли и Дуба, а также и мучительное сакральное действо в приюте эльфийских Голубых Светлячков, вне пределов Светлого Леса называющих себя Малышами Во и Малышками О. Крыса все равно распознала во мне вожделенный ею Огонь Жизни Щелкунчика, и я с горечью отчаяния понял, что никакая магическая защита не способна спасти меня от нее.
Отвлекшись на эти мысли, я тогда не сразу вспомнил, что снова нахожусь в крысином логове, а далее я услышал, как мышиные пляски и вопли моих сотрудниц огласили тесный коридор этой норы – это я сам, не в силах выдержать истину более, отключил истинное зрение. Моя Крыса тут же двинулась на меня, дергая кольчатым хвостом, она скалила зубы и наслаждалась моей растерянностью. Старая Крысиха уже разглядела и обнюхала мои доспехи, изукрашенную драгоценностями перевязь и ножны длинного меча, подергала своей трясущейся от жира шеей и осталась удовлетворена. Облезлый Крыс, считающий себя главным в их норе, уже тащил меня в темную вонь дыры с припасами, и я пошел туда. Мне предстояло выдержать ужас до конца и пожертвовать как своим телом, так и чувствами - таков закон магического мира: лишь отдав все целиком, ты получаешь желаемое. А все, чего я желал – это навсегда, целиком и бесповоротно усмирить свою Крысу. 
   А затем наш час настал.
Я привез ее в тихое место, где мы «будем одни», выполняя магическую формулу битвы. Мы будем там одни - и никто не сможет мне помешать.
Я молился и думал: вот сейчас ты узнаешь, Крыса, каким бывает настоящий Щелкунчик в его Боевой Ипостаси.

Я сделал это.
Я смог.
Вряд ли что-то подобное удавалось Щелкунчикам с начала времен, но я - сделал это. Я удовлетворил и подчинил Крысу.
Но все было очень плохо. Я был почти убит ее мускусным ядом. Крыса способна выпить Огонь Жизни Щелкунчика за один раз, но я и с этим справился. Мне помогла магическая огненная вода, но более всего целебные объятия и дружеские удары друга. Так я понял, что действительно избран, и никто кроме меня не в силах до конца одолеть Крысу – именно эту, мою Крысу.
Она так нажралась моей крови и сил, что даже на следующий день едва ползала, рыгая и закатывая глаза под очки. Но это не умерило ее хитрости, подозрительности и злобы. И наша война продолжилась - в кабинете на своем столе в святой обеденный час я нашел начертанный ее гнусной жидкостью текст в эпистрофах, напоминающих стихотворные. Я привычно включил истинное зрение и опознал черное заклинание вампирессы Лох-Вийской, черной магессы и привратницы Зла. Прочтя это страшное заклинание, невинный Щелкунчик терял последние жизненные силы, которые забирала Крыса, и окончательно становился ее беспомощной жертвой. Но Крыса не учла, что я был обучен моим другом, светлым эльфом, и очень давно был знаком с Лох-оптимизацией, как он это называл. Я тут же нанес ответный удар по Крысе, оставив прямо в ее кормушке другое заклинание, древнее писание темного Архимага Гу, и гордо улыбался, слыша, как пищит и корчится в судорогах моя Крыса. На языке смертных заклинание выглядело не опаснее Лох-заклятья, и звучало как обычное стихотворение:

Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернешься покорной.
Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный темной любовью,
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи — окрашены кровью.

Этот магический текст связывал Крысу и не давал ей возможности продолжать тянуть из меня силы. Визжа от злобы и круша хвостом компьютерную технику, Крыса вынуждена была утихнуть и затаиться на время Рождества, а я получал шанс залечить свои раны.

Мой друг не спал ночами и смело жертвовал собой, изобретая яды и заклинания, способные если уж не погубить Крысу, нет, он не надеялся убить ее так легко и не скрывал это от меня, но он мечтал хотя бы ослабить ее перед нашей решительной схваткой. И действительно, ни светлые заклинания на волшебном эльфийском языке, ни дуст в чулане, ни мышьяк в пирожном, ни устраиваемые мною для Крысы голодовки и бессонные ночи, когда я не отпускал ее в родную нору, казалось, совершенно не вредили ее железному здоровью.
На пути светлой борьбы мы с другом преодолели ужасные страдания. Его светлое место молитв и уединения "ООО" нам пришлось осквернить еще одним сеансом укрощения Крысы – в магической эманации святого места у нее было меньше шансов добить меня, а я черпал силы в этом светлом месте. Затем было очень много горестных мук, особенно врезались в память неизбежные выгулы Крысы – на Празднике Королевства Зимы и Лета я водил ее на поводке, но она успевала прыгать на гостей и пачкать их. Она изо всех крысиных сил метила территорию: пятнала ни в чем не повинных смертных своим вонючим мускусом, хватала их загаженными нечистотами лапками, но ни одна из испачканных бедняжек не обладала истинным зрением, а я не в силах был защитить сразу всех. Ужасным испытанием стал и еще один Праздник, на который Крыса явилась, обтянув туловище парчой цвета гнилого мяса – излюбленная палитра Крыс; да при этом еще и выставив ряды своих сосков в подобие вырезов фигурных декольте. Смертные видели даму с роскошным полуобнаженным телом, эльфы и дроу держались стойко, хотя многие бледнели от отвращения и сдерживали рвотные позывы.
Ситуация наша осложнилась еще и тем, что именно в это время брат моей невесты, темный дроу, принялся гнуть свою линию, клевеща на меня моему отцу, королю Крыс, и всеми силами стремясь унизить меня в его глазах. И опять меня спасал друг. Дроу созданы, чтобы пакостить светлым эльфам, но те сильнее и в долгу не остаются. Причиной запылавшей ненависти дроу в отношении меня стала моя честность и благородство: после инициирующего контакта с тлетворной Крысой я не имел права прикасаться к моей нежной невесте, как и ко всем созданиям Светлого Леса – бабочкам, птичкам и волшебным голубым светлячкам. Моя невеста не поняла моих истинных благородных побуждений, что стало для меня еще одним камнем преткновения в наших отношениях.
И еще одно разочарование дала мне моя судьба. Моя прекрасная невеста никогда не была смертной, которую я призван был защищать от Зла. Как и ее брат, она принадлежала к дому темных дроу, и открылась мне слишком поздно. В итоге я вынужден был отринуть ее и бежать, и горше всего мне были не ее неподдельные страдания, а ее обман.
Удар следовал за ударом: как говаривала моя светлая невеста в наши лучшие дни, наша Крыса оказалась не просто уродлива, но еще и больна на всю голову. Как будто мало ей было мерзости сотворения, собственной убийственной злобы и подлости, падкости на лесть и низкопоклонство, так плюс ко всему моя Крыса была еще и ненормальной. Но тут я спохватился, что чуть не дал маху, начав жалеть мою Крысу, и жестко взял себя в руки.
Я прошел весь путь Щелкунчика до конца. Нейтрализовав Крысу, я спас Светлый Лес и Королевство Зимы и Лета, и скоро в нем вновь воцарятся радость и веселье. Беременность серых крыс длится 23 дня, а это значит – совсем скоро я окончательно освобожусь от нее. Дав ей все, чего она желает и даже более, я сниму с себя магические долги и выполню миссию Щелкунчика. Мой друг тоже так думает.
Он улыбается мне, мой светлый эльф. Скоро, совсем скоро. В его чистоте я стану прежним, обрету огонь жизни Щелкунчика, вдохну и рассмеюсь, счастливый...

И вот это счастливое время настало и теперь я наконец свободен, и находясь в уединении Волшебного Озера, мирно пишу свои хроники.  Озером я любуюсь в окно, а все остальное время я пишу эти хроники, находясь в трезвом уме и памяти. Выполняя свой долг и отвечая потомкам, я беспристрастно и кратко отмечаю на этих страницах, а также и поясняю моим адептам основные события последнего года жизни. Моей жизни.
Моей борьбы и победы.
Я пишу тайным языком Щелкунчиков. И никто, кроме истинных последователей Добра и Истины, никогда не сможет их прочитать.

_________________________

Нойшванштайн.
Озеро Шванзее, сердце Южной Баварии.

  – Профессор Борн, наш мальчик выглядит спокойным. Меня немного беспокоит, что он похудел. 

Лебединое озеро за окном уютного кабинета мерцало предснежьем. Обычная стопка мятой бумаги на профессорском столе казалась ждущей. Эта бумага жила. Светилась ожиданьем недоброго чуда, но все-таки чуда. Да правда ли, что их не бывает, чудес? Счастливого, неожиданного для врачей выздоровления единственного обожаемого сына, радостных слез стариков-родителей...

   Профессор методично откашлялся и продолжил:
— Как я уже сказал, сейчас он счастлив. Он находится в своей депрессивной стадии, в самом начале. Ему хорошо, он отдыхает и видит себя в окружении близких и любимых. Он снова много рисует и очень доволен. Почти всегда улыбается.
   Борн замолкает и мягко указывает на стопку, и отец душевнобольного медленно берет первый лист. Рисунок знаком, он повторяется в каждом цикле.
На белом листе штрихами изображены полуоткрытая дверь в большой кабинет, за столом которого сидит серьезный молодой мужчина. Перед ним - чудовище. Жуткая полукрыса-полуженщина, сгорбленная в нападающей позе и не решающаяся прыгнуть, она одета в тесный пиджак, ее глаза прикованы не к молодому владельцу кабинета, а к другому. Она тянет скрюченную лапку вверх, к его голове, вернее – к короне на его голове, высокой короне, усыпанной блестящими камушками. Она явно боится, но не в силах противиться своей крысиной натуре; она нагла и труслива, и очень страшна, но обладатель короны не устрашен. Он благосклонно кивает крысе – мол, да, ты можешь потрогать мою корону, но тебе ее придется заслужить. Этот увенчанный короной высок, узкоплеч, немолод и грустен. Кто это?
Павел Олегович не хочет догадываться, а Маргарита дергает плечом и поспешно перелистывает стопку рисунков. Это все мы видели, Паша.
   Она подает ему следующий рисунок. Очень красивый и нежный, с мягкими тенями и растушевкой. На рисунке спальня.
Тонкая красивая девушка плачет на постели, слезы темными каплями падают в складки простыни. Девушка кажется отравленной, почти умирающей. Ее нежная кожа искусана, звезды-укусы сочатся длинными каплями, а из-за угла спальни за ней подглядывает и хихикает все та же крыса с длинной мордой. На крысе школьный костюмчик и круглые очки.
   А вот этот лист – новый. Белее цвет, просторнее закорючкам и картинкам, напоминающим фэнтези-комиксы. Павел Олегович скрывает волнение, всматриваясь в рисунок. Андрюша рисует мягким грифелем, и короткие карандашики дают ему столько, сколько он хочет, так же, как и белые листы. В последнее время его рисунки стали более четкими, исчезают детали и фон, зато все выпуклее фигуры и лица. Снова – улыбающийся красавец на коне, его одухотворенное лицо сияет весельем и дружелюбием, на высоком лбу узкая диадема. Белый плащ, перевязь с мечом. Красавец похож на эльфа из детских книжек. Жданов всматривается, силясь узнать, но сходство и есть, и ускользает. Плащ красивого юноши на рисунке дышит ветром, плечи гордо выпрямлены, а подбородок вскинут, и весь облик манит и притягивает к себе. Несомненно, изображен прекрасный эльф, какие нередки в фантазиях школьниц, - горько думает Павел Олегович.
Обтянутые белыми рейтузами ляжки светлого эльфа сжимают бока горячего жеребца. Эльф придержал коня, он ждет и улыбается второму наезднику, и тот спешит догнать и сблизиться, и его плащ тоже треплет ветер. Под плащом – такие же рейтузы и что-то напоминающее гусарский мундир, мило-игрушечный. На голове большой кивер, по плечу скользят сияющие аксельбанты, а впереди у них обоих - прерия и вольный ветер: именно туда стремится счастливый всадник. Он летит, пришпоривая своего коня, все вперед и вперед - к своей свободе.

   Самый неприятный рисунок сына Павел откладывает в сторону. Не нужно. На рисунке та же крыса, только разбухшая. Жутко раскорячившись в грязи, крыса задрала унизанный кольцами хвост, на морде ее смесь упоения и разочарования. Все-таки их сын удивительно талантлив. Крыса как живая, подмечены малейшие детали. Самое большое кольцо со сверкающим камнем торчит из ее анального отверстия, а весь рисунок настолько же тошнотворен, насколько и непонятен. Все усугубляется еще и тем, что вокруг крысы раскидан, по всей видимости, ее помет – множество кулечков, перевязанных ленточками, из которых торчат крошечные крысиные рыльца. Лучше не смотреть.
— Да, я получил письмо от Пушкаревой. – Поспешно вспоминает Павел. — Помнишь, Катя, секретарша нашего сына?
— Да, — грустно кивает Маргарита. Конечно, она помнит Катю.
— Она спрашивает о здоровье Андрея. Прислала фото с мужем и детьми. Такая же забавная, некрасивая девочка. Что-то и правда есть в ней крысиное.
   Он улыбается.
   Она вздыхает, понимая, что это шутка. В тот страшный день Совета, когда на фоне, казалось бы, полнейшего благополучия их красавец сын вскочил на стол и принялся закидывать ноги за голову, делать пассы и кричать о крысах, ядах и хвостах, а затем рвал на себя отбивающуюся Киру, вопя: «Моя темная принцесса - я узнал тебя! И я покорю тебя, и отмщу за обман, и оставлю рыдать в одиночестве без себя, прекрасного Щелкунчика, и никто не сможет заменить меня, и не надейся - твой брат дроу не сможет помешать мне!» А маленькая очкастая секретарша плакала от ужаса и во всем призналась сама: она ни о чем таком не подозревала. Начальник всегда был вежлив с ней. А она жалела Андрея Палыча и хотела помочь ему, только помочь, чтобы его отец не узнал о тайном кредите и провалах руководства. И потом помогала, старалась изо всех сил, чтобы финансовая ситуация модной компании «Ника», выросшей на пошиве детской одежды и формы для медперсонала, стабилизировалась как можно быстрее. Талантливая девочка, и упорная. Средства нужны были для лечения Андрюши – эту молитву все они повторяли тогда, изо всех сил веря в уже невозможное.

   Они оба не хотят вспоминать те дни. Лучше вспомним детство, хочешь?  Андрюшку-сорванца и его лучшего друга Ромку, рыжего затейника. помнишь, как они не желали расставаться ни на час, ни на день. Вместе пошли в школу. Потом вместе работали.
«А помнишь, как наши мальчики обнимались во сне? Маленькие принцы», — умиленно вспоминает Павел. Она помнит. Чистые, ясные улыбки, тонкие руки с мальчишечьими мускулами, белые трусики и футболки, свежий запах детства. Они просыпались в обнимку и не стеснялись объятий, потом дурачились и отнимали друг у друга оладьи за завтраком, тут же мирились и вместе шли играть.
   Маргарита вспоминает еще одну приятную новость, и поспешно говорит:
— Наша «Ника» опять победила, да, Пашенька? Отличный процент. Не зря мы так назвали свое дело. 
— Да. И Саша был прав. Продавая по частям, мы дольше сможем обеспечивать Андрюшу, — теперь уже привычно рассуждает он. — Я опасаюсь, что нигде ему не будет так же хорошо, как в семейной клинике Борна.
— Но мы сделаем все, чтобы он был доволен. У нас еще есть средства. Все хорошо и будет хорошо, Паша. — как всегда, отвечает она.

   Они идут, поддерживая друг друга. Все гуще падает снег, пряча под пухом синюю гладь лебединого озера и скамейки больничной аллеи.

Конец

Чем дольше живешь и больше умнеешь, тем яснее видишь: мир – это большая помойка.
Чем выше разум, тем больше гадостей он подмечает.
Роберт Шекли