Это ж как надо пачкать, чтобы так тереть Колька, что ли, с грязными лапами? Своим ЕА, мне кажется, не разрешила бы так обляпать ))
Достаточно просто старой краски и постоянного мытья. По опыту знаю. В деревне у тетки
Не родись красивой Love |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Не родись красивой Love » Наши обзоры » Записки недалекой зрительницы » Безумные записки, часть первая
Это ж как надо пачкать, чтобы так тереть Колька, что ли, с грязными лапами? Своим ЕА, мне кажется, не разрешила бы так обляпать ))
Достаточно просто старой краски и постоянного мытья. По опыту знаю. В деревне у тетки
Достаточно просто старой краски и постоянного мытья. По опыту знаю. В деревне у тетки
У нас в двух квартирах были крашеные деревянные двери, причем в одной еще старая советская покраска. Нигде так не протиралось... Может, у них краска какая-то специфическая, конечно...
У нас в двух квартирах были крашеные деревянные двери, причем в одной еще старая советская покраска. Нигде так не протиралось... Может, у них краска какая-то специфическая, конечно...
Дешевая быстросохнущая и не особо вонючая так облазит. Фирму не помню, но как-то угораздило ею покрасить.
Что такое... что на этом лице вянущего Нарцисса? Зависть? Ревность? Я не знаю, но это не похоже на простой интерес, а на дружеский – не похоже точно.
Младший мальчик в раздевалке бунтует. Ударить старшего, унизить, вмазать в бесстыжую довольную рожу! За что? За что-то не до конца непонятное, но очень обидное.
Действительно, он какой-то тут припадоШный. И вот этот стеб ни фига не дружеский.
Серия 40, начало.
Об обмороках и их последствиях, не случившихся, но возможных
Девочки, а что такое странное делает пальцами Дарси, после того как помог Кире Найтли сесть в экипаж? Как будто стряхивает что-то. Или отталкивает?
Когда-то Юла давала многомерные анимации, гифки то есть.
Ах, Дарси, Лиззи, коляска, руки, взгляды... А Дарси уходит злющий. Она оглядывается на него, смотрит и не может глаз отвести. А Дарси - он уходит злющий, в то время как на лице Лиззи что-то вроде растерянности – не ожидала вежливости от мистера Дарси, или его ладонь оказалась теплее, чем все остальное поведение)))...
Так или иначе, 40 – ая серия не дает мне покоя.
Что-то здесь не так!!!
С самого начала:
Кружится обморочная Катька, не попробовавшая в конце 39-ой серии ни рыбы, ни кулинарного мяса. И вообще, кажется, давно голодная.
Громко взывает к людям мальчик Андрюша. Его штанишки с высоким поясом хочется поддернуть еще повыше. Такой маленький... такой невинный... он зачем-то комментирует все свои движения и очень тихо кому-то орет: Помогите!!!
Он, что, и правда нуждается сейчас в чьей-то помощи?
Катька на столе.
Искусственное дыхание рот в рот без забора воздуха у нас, простых девчонок, называется засос.
Ага, и дальше я наблюдаю этот самый засос в святой позе миссионера, исполняющего гражданский долг; пугливую ручонку мальца Андрюшки на холмах и сразу же выпученные Катькины глаза и помятые губищи. Ничего вроде бы такого...
Ну ничего себе!!! ... но зачем так резко-то... только что целовались на столе, и вдруг идут в шарфиках и с невинными мордами прочь из ЗЛ... куда-то то ли в налоговую, то ли по другим делам. И ничто в их физиомордиях и поведении не напоминает о Катькином обмороке и Андрюшиной человеческой помощи. Как будто каждый день такое случается, надо же!
Что-то здесь не так! – окончательно понимаю я и наливаю себе еще чуть-чуть...
А потом еще.
И скоро, совсем скоро понимаю! Вернее – я вижу!!!
У меня программка, которая кажет кино, новая. Называется «ВидеоДжетлаг».
Девочки! Там в левом нижнем углу экрана иконка в виде рюмашки! Или кофейной чашечки, маленькой, в таких эспрессо подают. Так вот...
На эту иконку надо нажать. А, у меня же мышь, а не сенсор!
Я нажимаю.
Свершилось.
Я в экране, с ними.
Давно пора было!
Я – мышь.
Летучая. А как еще пообщаться с другими разумными видами живых существ?
Мы на дизайнерском столе Андрея Палыча, втроем. Сам Палыч и его секретарша Катюша, которые только что находились в центре кабинета и наслаждались обмороком, хватанием на руки и кружением, теперь тоже здесь, на столе.
Лев и Орел кивают мне: «Давай к нам, в серединку. Тут как раз кино начинается».
Я радостно пищу: — Что, и часто они так?
— Каждый день кроме выходных и праздничных дней. — смешливо клекочет Орел и я вижу, что это Орлуша. Но Лев нет, он истинный Лев со всеми мужскими достоинствами льва. По эту сторону экрана все отлично понятно.
На столе целуются. Вокруг тишина безвременья и мы – трое благосклонных наблюдателей и эта невозможная парочка врунов. Он положил ее на стол поперек и держит за шею, чтобы у ней голова не падала, пока он высасывает из нее то ли язык, то ли признание. Какое-нибудь. Да, а чего это она так ожесточенно рвала себе воротник на горле? У нее там вместо пуговиц железный пояс, что ли, и папа каждый день на ключик... а, нет, это средневековье, а у нас даже не Англия перед англо-американской войной и Парижским миром 1814 года...
У нас тут вроде бы современность.
— Я играл в кино мирового класса. Гордость и предубеждение. Слышали? — благосклонно рычит Лева.
— Кого?!! — восхищенно пищу я.
— Льва, естесвенно.
— Задницу льва. — Уточняет Орлуша, а на столе продолжается графика.
Я что-то такое припоминаю... Да. Было в фильме с Кирой Найтли. В доме у Дарси был такой же лев, очень похож.
А на столе царит расширяющаяся графика.
Графичность - это архиважно.
Точные треугольники поднятых на мужскую спину ног: равнобедренным такой треугольник назвали не просто так. Кажется, еще Пифагор назвал. Греки знали толк в линейной геометрии. Далее у нас начинается тригонометрия. Синусоида раскачивающегося чулка, а точнее - это штанинка Катьканой колготки. Она качается. Или «он» – как правильно? Он? Чулок колготки, или может быть, один штанц? А, как ни назови, он ка-ча-ется, так графично и сладко нервно... качается и кружит. Левый чулок, черный, как грех монахини — это так в духе Катеньки.
Огонь...
И еще звуки со стола, которые мы – Мышь, Лева и Орлуша, благосклонно слушаем. «Ах», еще раз «ах», далее «ох» чуть по-протяжнее; далее графика уступает место абстракции, но это еще не сюр.
Здесь уютно. Настольная возня этих двоих нас, Мышь, Орла и Льва, почти не отвлекает.
Мы втроем наблюдаем, обмениваемся мнениями о погоде и причинах деградации цивилизации, иногда отвлекаемся и корректно по-английски комментируем происходящий... или предлежащий? В общем, этот самый лежащий на столе прямо перед нами настольный процесс. Ах, если б вы только знали, до чего мне сейчас хорошо. Понимаете, в мышином тельце так уютно, и совершенно, ну просто абсолютно а-гормонально, мои рефлексы сейчас так просты: поесть, потом поспать... но время Луны не скоро. А пока что можно провести время в приятной компании.
На столе ахают и постанывают со знанием дела, видно, что занимаются этим регулярно. А интересно, сколько животных планеты Земля занимается сексом для удовольствия, а не под властью инстинкта продолжения рода?
— Всего трое. Мартышки какие-то, дельфины и люди. — Равнодушно рычит Лева.
Стол президента имеет форму левосторонней почки, - благостно размышляем мы далее, - это чтобы удобно было работать с документами и компьютером.
И тут меня осеняет! Чего я тут делаю-то? Я что, за этим сюда залетела?!!!
А как же эстетика? И какого... я тут зависла-то? В этой плебейской картинке, где герой маленький мальчик, которому снится «мокрый» сон, а героиня – на все готовая для него дурочка?
Лететь отсюда!!!
И я улетаю. Одно мгновение, нажатие мордочкой на рюмочку в углу экрана... ииии... вокруг меня лиловый свет. Любой мыши понятно: это – эстетика... Истинная эстетика! Неважно, из какой серии!
Вот она, Лиловая Пустошь, - любуюсь я, повиснув под потолком. Как это красиво. Шелк и мягкие золотистые потоки света от бра... тени и перламутр, сполохи отражений. На лиловом блеске сплетаются обнаженные тела, и все очень точно и правильно. Они красивы – оба. Ничего смешного. Андрей и Кира в постели - это, несомненно, верх художественной эстетики.
Они меняют позы.
Они красиво постанывают.
Стонут поочередно, вежливо, чтобы не мешать друг другу. Наконец финальная дрожь, он слегка рычит и откидывается с размахом - на другую сторону лиловой пустоши. Она переводит дыхание и командует: — Кадры!
Из-за атласных занавесей окна выскакивают папарацци в полосатых жилетках. Она садится в лотос и просматривает свежие слайды.
— Прекрасно, прекрасно, — говорит она. — Вот эти кадры пойдут в завтрашнюю светскую хронику. Тебе нравится?
— Конечно, любимая. Как ты скажешь. — Быстро отвечает он с дальнего конца лилового поля. Она улыбается.
— Вот этот ряд – в семейный альбом, да, Андрюша?
— Какой? — пугается он.
— Наш! Будущий. — уверенно поясняет она.
— Будущ... щи... ий, да... — слегка заикается он и поспешно тянется широкой ладонью к ее правой ягодице. Папарацци квалифицированно лезут за портьеры, и все начинается сначала. Музыкальные стоны, графичная точность тел. У нее длинные ноги, борцовский захват и скорость горнолыжницы. Он роденовски мощен и караваджевски отчаян. Художественная графика без единой ошибки светотени, ни единого миллиметра тел не пропало зря, лиловый свет вспыхивает жадным огнем пропасти... да пропадите вы, надоели.
Хотя красиво. Очень, очень красиво.
Иииии...
И что-то здесь прохладно, так и в спячку недолго...
Я переворачиваюсь и возвращаюсь в ту тепленькую комнатку со столом-почкой, в тот самый кабинет президента. И здесь намного приятнее, хотя эстетика достаточно проста. А может, в этой простоте и есть смысл жизни?
На столе то же самое. Некрасиво. Ну совершенно. Ну совсем.
Совсем некрасиво болтается черная штанинка дурнушкиной колготки. Вся синусоида сбилась к чертям. Впрочем, нога приятных очертаний.
Но это не имеет значения: красивые ноги у страшилки лишь добавляют уродства личику.
Ах, это личико... он его уже все облизал. Фи.
Пора домой... И не пить больше... больше двух бокалов в день!!!
Не родись красивой, 9 серия, продолжительность 42:03
Ничего себе, как много вместилось!
0:00 Террариум.
Мастерская Милко.
Красивая головка Марианны (Марьяной с молочного рынка она станет через несколько серий, магически изменившись в росте, фигуре, лице и всем облике, но сейчас мне очень хочется называть ее аристократическим именем Марианна), так вот, ее головка в данный момент времени вылазит из-под живописных складок шелка густо-небесного оттенка, в который ее (Марианну), вероятно, еще в конце предыдущей серии попытались спрятать от нападения взбунтовавшейся Светы.
Cиний шелк покрывала Мадонны и светлая радость на личиках Милко и Марианны; детская радость, озаренная шаловливыми улыбками: эти двое натуральные ангелы и сияют как ангелы на этой картине, достойной кисти какого-нибудь художника эпохи Караваджо. Уравновешивает композицию группа насупленных демонов в количестве пяти особей, переминающихся у входа в этот аквариумный рай — в образах этих злобных и очень глупо выглядящих демонов художник запечатлел женсовет, пестрый как дешевый шоу-рум на фоне элегантных бирюзовых занавесей. Живописец чутко уловил и отразил в своем полотне самую суть: брошенная с двумя детьми и без алиментов экс-жена презабавна.
Имя даровитого художника я не знаю и боюсь, что оно было забыто в веках.
Да и фиг с ним, с художником этим.
0:10 Женсоветовки уморительно трагичны. Нет, никакие они не демоницы, хотя и одержимы чем-то, какой-то непонятной мне идеей. Они скорее напоминают ячейку товарища Швондера. Да, делегацию, явившуюся к проф. Преображенскому с требованием очистить квартиру, но не успевшую сформулировать свои пролетарские претензии, потому что Светлана теряет сознание.
Ее утаскивают за портьеру.
Морские волны смыкаются и успокаиваются. Вновь – пусть на краткий, на эфемерный миг бытия – воцаряются тишина, чистота и свет. Воистину, «кто светел - тот и свят», хоть мне и не дано знать, какова на самом деле доля пародии в этом «Раю». Такие Машки как я, девочки... такие Машки, они вообще мало чего знают. Одни чувства, да и те необразованные. Эти мои дикие чувства сейчас визжат, не желая принимать небесную истину: здесь, в этой мастерской, Милкиной священной комнате Мастера, в этом Граде Златом, Голубом Городе над Твердью должна звучать лютня, а не пролетарский баян.
— Какой ужас, я вам так сочувствую, — убедительно горюет Марианна, — творческому человеку очень тяжело видеть такие сцены.
«Бедняжка, как она чувствительна!» — ахаю я, но не успеваю смахнуть невольную слезу восторга, как эта прелестная девушка-цветок оживает. Из-за портьеры показался рептилоид Жора и ему, как я поняла, срочно нужно улыбнуться. На всякий случай.
0:30 Жора издает «вау» и эротично проверяет кончик брючного ремня, но Милко уточняет, что новую модель нужно оформить на работу, «вот и все».
Марианна светло улыбается старой рептилии, шмыгающей быстрыми глазками по ее юной груди в узком как клинок, низком черном декольте. Полочки в таких моделях, если я хоть что-то в этом соображаю, дополнительно фиксируются на линии груди одним из хитрых способов. Иначе никак, не будет свободы движений (зато конфуз ой как возможен – вылезет грудка молочной спелости из черного декольте, так у Жорика в момент инсульт будет там же на рабочем месте). Фиксация делается и в уровне лопаток или седьмого шейного позвонка на спинке, если декольте такое, как у Марианны. Нет, я еще не разглядела спинку и ничегошеньки не поняла, что там за кружево и что за форма выреза, потому что роскошные волосы девушки очень густые – тайна со всех сторон. Да и вряд ли разгляжу эти тонкости эксклюзива. Одно только я понимаю, обалдевая от восхищения: вот это ее платьице – одна из самых ошеломительно-прекрасных одежд, которые запомнились мне в сериале, причем их, этих прекрасных одежд, там не так уж много. Платьице кажется мне очень дорогим и стильным, сшитом в единственном экземпляре из ткани самого высшего качества.
Я готова шипеть в унисон с Урядовым его «ошеломиссимо»: все, абсолютно все в этой изумительной девушке кристально, волшебно, ее сияние просто ослепляет. Яркая мимика не портит ее красивое личико, а совсем наоборот – придает ему жизни, лишая заодно змеиной красоты мраморной статуи. Тонкая и сильная – нет, она не бабочка, а сама Королева Фей, к ней неприменимы убогие человеческие мерки. Она существо из другого мира.
0:55 — По-настоящему творческие люди у нас теперь в меньшинстве, — скромно показывает на себя Милко и замолкает, видимо предполагая, что сказал последнее слово.
Уютова борется за Свету, сдается мне, в разы упорнее, чем боролась бы за себя. Но ее, вроде бы, сильные аргументы Милко отметает и злится. «Негатива следует избегать, моделей много, у Марианны недостаточно высокий рост...», — пытается донести до Милко Ольга Вячеславна ... что еще...
А, все бесполезно.
— Я никогда не мешаю личное с работой, — провозглашает гений.
Его кто-то об этом спрашивал? Вот не верю я Милочке, девочки! Не верю – и все.
01:40 Светка рожает в уборной.
Корвалол? В такой трясучке 50 капель и — сердце через глотку вылетит. Или пустырник у них там, что ли, в этой бутылочке... да тож фигня, бабоньки, ей сейчас десяток таких пузырьков вылакать - что мертвому припарка. Хоть пустырник хлебай, хоть марьин корень с валерьянкой. А хотя... эти темные настоечки на спирту делают, вот если б пару десятков таких бутыльков в стакан и закусить салом, тогда может и будет эффект. Но безопаснее все-таки водка.
— Я увольняюсь!..
Это была схватка.
— Я убью ее!!!
Еще одна схватка, подольше.
— Найму ему киллераааа... !!! ...
Отлично, это потуги начались.
На самом деле я не ржу, девчонки, вы же поняли?
Ну над чем тут ржать?! Разве что над комедийным фильмом. Класс, я прям погрузилась. Да и ситуация в этом фильме очень уж житейская, проходная.
Да-моч-ки!!!
Ну вот почему, почему всегда так случается, что в самые тяжкие, в самые бедовые бабьи часы как назло - никогда и никто этой бабе передохнуть не даст? В смысле не сдохнуть, а откинуться по-человечески от стресса – водяры там с подружкой накатить, порыдать и поржать над собой, глупость какую-нибудь не очень опасную вытворить... не-не-не, это по закону подлости будет как раз рабочий день, и как раз в этот день бабе надо будет держать лицо.
Хоть оно уже и перекошено как морда. Красавица Светка выглядит дура дурой.
02:30 В ЗЛ сегодня день низких вырезов и голых спинок: пришла Викуся в алом шелке! Ей бы не индийский огурец или что у ней там на боку, а золотого дракона туда же – и прям прынцесса бы, из самого нижнего Китая. Но цвет хорош и бесподобно ей к лицу. Викина блузка удерживается пояском, завязанным спереди на талии да бретелью-воротничком. Не сильно люблю этот фасон. Северное наше житье не шибко-то предполагает такие изыски как американская пройма в сочетании с открытой спиной, у нас такое носится пяток летних деньков в году, не больше. А если лето выпадет жаркое, то все равно больше охота сарафан на тоненьких бретельках, а то в этой американке так загоришь, что ключицы полмесяца белые будут. Ну не все ж любят солярии, девочки!!! Меня вот туда ни халвой ни самогонкой не заманишь.
Вика шикарна и тонка ровнехонько до момента, как открывает рот. «Оооо... – огорчилася доярка Груня, обнаружив все свое звено в кустиках с ведром самогона, — а я-то, дуреха, сюды токмо по делу лазаю...»
Вика выглядит голенькой, в отличие от изысканной Марианны.
03:00 Туалетно-родильная женская ситуация осложняется, хотя сложнее уже и так некуда, и в результате невменяемую Свету бабонькам приходится передислоцировать в другое место.
— К Андрею Палычу! — кидает клич старушка Катя, — он поможет, он поймет!!!
03:07 Летит серый асфальт, бегут автомобили, суета, суета... Отчуждение, искусственность стекла и бетонных стен; мелькает светлая фигурка Киры, влипшая в суженого как глист в сырую печенку, снова коридоры и бег, бег. Бег. Если в сердце живет любовь – тогда да, это все упрощает.
04:20 Красивая здесь мордаха у Милко. Лицо, то есть. Такой умный мечтательный Мефистофель, когда он еще был ангелом, вот в самые последние его ангельские минуточки. «Кто любит, тот любим, кто светел – тот и свят...»
Опять эта сумрачная, пульсирующая как шум прибоя ассоциация с «Аквариумом». И с аквариумом, конечно.
Лицо Милко... нет, у меня нету таких слов, чтобы его описать. Он... да он вообще многоликий какой-то! Как там у богословов: бык, лев, орел и человек? Тетраморд хренов.
Но его чистый лист – супЕр, безусловно супЕр. Дзен.
Пустой лист вмещает все, пустота - бездонный колодец Милкиного вдохновения. Те образы, что в его душе спрессованы в алмаз, он по песчинкам, по крупицам извлекает и раскрывает; божественную одномерность трансформирует в плоскость, затем – в объем, в общем творит себе потихонечку, предварительно напитавшись позитивом. Например, светло оборжав давешнюю делегацию зималеттовских дамочек-активисток.
04:30 Чистый лист.
Милко у себя в уютной мастерской, сидит, покачивается и смотрит в бумажный лист. Был бы мужчиной, смотрел бы на Викочку - красотку, изящную как статуэтка, с ягодными губами и умом, запрятанным в дамский кошелек. Но он уставился в бумагу и шепчет: "супЕр..."
Чистый лист... это дзен.
Вот и Вика понимает, что этот лист - супер, и мне кажется, что она сейчас не так уж и врет. Атмосфера в мастерской особенная. Вика шизеет на секундочку, а потом и правда пытается увидеть что-то свое в пустоте оранжевой бумаги. С Милко все настолько непросто, что мне уже хочется копаться в цветовых кодах и всяких таких премудростях – вот, оказывается, в любом оранжевом цвете есть красный, зеленый и синий... причем зеленого очень много. Что видит Милко и почему он взял этот лист, этот теплый, близкий к природному цвет? Янтарное сияние, Аmber Glow. Да черт его знает, этого гения малахольного. Он, может быть, способен длину волны этого цвета в нанометрах определить, с него станется. Ведь знает же он навскидку «объем бедер Андрюши Жданова в сантиметрах»?! Я уже до конца посмотрела эту серию, не удержалась, а вот сейчас подробно смотрю. Самые первые минуты – они особенные, удивительно насыщенные информацией; потом, обычно с десятой-пятнадцатой минуты – растет ускорение в потоке и уже не тянет считать нанометры. Скоро мое зрительское восприятие обнаглеет, жадность выпучит глаза и мне захочется все быстрее лететь, нет – мчаться в этом потоке цвета, звука и слов. Но первые минуты – всегда откровение. Настройка, что ли? Каждый кадр охота рассматривать долго, неспешно, внимательно...
Вот отпуск кончится, и фиг уже так посмотришь, погуляешь и почитаешь, и мет-оперу уже не послушаешь до полуночи... эх, жизня женская!.. Вот не всем дано в этой жизни такое счастье, чтобы иметь работу, на которой – полноценно живешь, а нисколько, ни часочка не «отбываешь», причем факт, что все свое рабочее время пашешь - ну совершенно не важен и кажется естественным как вдох-выдох. Мне думается, что вот так дышать-жить все свое рабочее время дано единицам человеческих существ, таким как Милко. Как Жданов.
И Катя. Почему она ушла из банка, зачем кинулась в это ЗЛ как в омут головенкой своей умной - чтобы терпеть измывательства Милко и прочих, которым несть числа? Прагматические-то причины ее рывка в никуда понять несложно, но ведь не из одного только рацио сложен человек.
5-ая минутка: Вика в мастерской. Она явилась к гению-ребенку как змеиный дракон в облике прекрасной женщины, явилась с определенной целью - колдовской интригой отвлечь его от творения миров и заставить выполнять свои желания. Одно из мелких желаний Вики на сегодня – уделать бабсовет.
Милко-бык прост как теленок: змея-драконица хватает бычка за рожки, как мелкую скотину и...
— Ты уже определился с породой?
Это она о новой рыбке.
— В моих божественных рУках она сможет ожить... — скромно заявляет быко-лев, ускоряя свое пике с небес. Гордыня на морде придает ему что-то брюзгливо-старческое, примерно с таким выражением он обычно Катю оскорбляет. Вика без малейшего напряга гнет свою линию: «бычок, милый, а Пушкарева-то сейчас, вот прям щас жалуется на тебя президенту!»
— Интриганка... ах, интриганка!..
Точно подметил. Правда, попутал направление интриги и вообще дурачок. Вика нежно дует орло-быку под хвостик и под перышки: — Дааааа....
— Она хочет поссорить меня с руководством!
— Дааааа....
— Крошка Цахес... ей это не удастся! ... Она забыла, что я Милко! ... Ах ты ж засранка...
Крошка Цахес вообще-то мальчик. Оговорочка по Фрейду, милый?
Вика не уходит, хотя все сделала. Она, похоже, по жизни липучка. Милко хватает свой лист Аmber Glow, руки его трясутся, на лице – боль орла, которому выкрутили крылья... или быка, которому хвоста накрутили? С этим тетраморфом попробуй пойми, где ему больно.
05:55 Света, Катя, Жданов.
Смешно, забавно, но второй раз смотреть на это я не хочу. Вопли Светы понятны, и ее вид идиотки вполне адекватен сейчас. Ей бы хоть пару дней отвлечься от этого всего, хотя б на работу не ходить. С детьми в цирк, за город, да мало ли чем отвлечься можно!
Жданов мне неимоверно нравится здесь. Внешне прост, как молодой бизнесмен из-под пера О.Генри. Светлане он по-человечески, а возможно и по-мужски - сопереживает, хотя откуда ему-то, казалось бы, понимать чувства женщины в Светкиной ситуации? Нет, он классный мужик все-таки. Даже если б он не был так хорош внешне, да пусть бы хоть Квазимодой был - одно только поведение, тон, и то, как бережно он отдирает Свету от своего горла - вот здесь, на восьмой минуте, точнее 07:30 - одно только это сделало бы Андрюшеньку в моих глазах Ален Делоном, не меньше.
— Сядьте, я сказал! — орет он на Светку, и той моментально делается легче.
07:39 Ля – ля, ля...
Мастерская. Лаундж-мьюзик, теплый свет и ляля-лев.
Он снова светел как ангел и пялится в свой тыквенный лист.
— Я должен напитаться позитивом... я должен напитаться позитивом...
Милко! Вы избранный богом, смотрите - ваше желание уже исполняется! Вот идет Андрей Жданов, и сейчас он будет просить вас проявить милосердие. И вы конечно же согласитесь, что лучше будет попросить Марианну уйти, и может быть вы порекомендуете ее другому дизайнеру, наверняка у вас есть связи. Кому как творцам не знать о сопереживании; и как здорово все вышло - вот же он, вот - этот свет небесный, питающий художника, самый прекрасный позитив!
Его фуфайка удивительно идет ему. Простая, добротная одежка унисекс, хороший цвет, гармония формы и содержания. Вспоминая кофтень с сюрреалистической голограммой (брррр, я про ту, рожающую жуткого монстра с мозгами наружу, из 9-ой серии), я рада видеть на тетра-красавце эту – графитово-серую, комфортную, с небольшим капюшоном. В этой серии почти все (кроме, разумеется, Кати-старушки) удивительно гармонично одеты.
Вот бы незримо побыть в этой мастерской. Рассмотреть все, что висит на стенах, перелистать альбомы Милко и перещупать образцы тканей, что лежат на диванчике. На столе – тот самый тюльпан! Значит, он искусственный. А я думала, что живой. Еще на столе каталоги, может быть и цветовые. Я знаю только RAL и Panton. Постеры на стене, и много эскизов. Картины в тонких линиях – очень образны; наброски, на которых женские фигуры не женственны, а скорее полу-мужественны. Не брутальны, но и не хрупки, все невнятно, все на нюансах и недомолвках. Изгиб бедра черного узкого платья под светильником - мужской. Светлое платье в пол на черном фоне – с широкими плечами, линии тела модели напоминают восточного принца, такие классически-балетные - Баядерка, Корсар: плавная узость бедер, извилистость, прямые плечи и широкая грудь в шелках. Самый любопытный багет – на полу, в белом паспарту то ли человек-жук, то ли полуголый самурай, то ли полуголый студент, который спер пару автошин с чужой легковушки и горделиво тащит их куда-то, и, если бы не узкая юбка, этот парень мог бы рвануть бегом. А торс у парня-жука неплох, рельефный такой, как у Андрюши.
08:01 Как блестят глаза у Милко.
Еще бы. Андрей пришел и сам заговорил о клубе. Милко обожает эти игры – резвится, кокетничает и подкалывает Жданова. Разговор: блеск на тонком льду, под которым скользят тени, и все же легкий пунктир общения этих двоих позволяет увидеть их особую, очень тесную близость — связь общим делом. Им обоим дорого ЗЛ, и оба они бьются за свое модное дело как умеют. Порой на почве лжи и ошибок и друг с другом бьются, вот как сейчас. У Милко есть чем укусить Андрея – он напоминает о синтетике, провалившей коллекцию. Милко вложил душу, а ему туда наступили «кованым мужским сапогом и острым женским каблуком». Если он считает, что Жданов его предал и подставил, что я соглашусь. Милко, ты прав, прощать такое нельзя, особенно если не хочешь чтоб тебе отрезали пальцы и заставили играть на фортепьяно.
«— Ты же знаешь, как я ценю тебя», — говорит Жданов чистую правду. Он часто говорит правду под видом иронии, как и Милко, но тот прямее: «Я держу ваш корабль на плаву, а не бегу как крыса!»
— Какой яркий образ! — невесело радуется Жданов, глядя не на Милко, а на чупа-чупсы. Глупо хихикаю. Благодаря несравненным «оттенкам серого» и красавцу Грею аллюзии резвятся кроликами, фу, Машка! Фактически Милко не принял ни один, ни даже три этих чупса от Андрюши. Ему нужно другое, и месть гения будет ужасна.
10:12 Андрей уходит ни с чем и даже хуже, Человеко-бык радуется победе. Морда — как у окончательно рухнувшего ангела.
Продолжение
10:17 Уютный бар, четыре куска сахара один за другим летят в чашку кофе: «Что я Свете скажу?» — думает вслух Андрей.
«Я люблю клеить модели...» — хвалится Роман, уводя разговор в веселую сторону. Ему что, на самом деле радостно? Очень уж грустно прозвучало вот это, про моделей (ли). С ноткой обреченности даже. Месяцами и годами клеить, все клеить и клеить - не так уж весело?
Кажется, понимаю. Когда превращаешь хобби в работу, это может не только надоесть, но и кинуть в депрессняк.
Говорят, что каждый человек – это целая Вселенная. Разглядывая физию Милко в этой серии, как не вспомнить об этой жутковатой формуле равенства? Милкин макрокосм большого кадра: 07:40...
Ой, дамочки!!! Только что сообразила! Наши)) картинки – твои скрины, Юла, !!! – они не просто пунктир картинок, это ж какое-то новое искусство, ежкин кот! Ну ладно, может быть и не мы изобрели (говорят, первые манга еще в 12-ом веке уже рисовали какие-то монахи, причем они таким образом вышучивали друг дружку), ну и пусть не мы первые придумали, все равно здорово!
07.40: Милко большой и Милко-песчинка в огромном мире. Вот он, Творец миров, созерцающий дзен; и сразу же он, этот же Милко – потерянный, крошечный человечек со своими проблемами и забавными горестями. А его претенциозная комнатка, оклеенная бесполыми образами – это его жалкий микрокосм и его отражение, его зеркало и клетка. Что он видит в своем зеркале, этот удивительный человек?
Что он видит и думает, мне понять не дано, но я уверена – он очень смелый. Он фатально смел. Он не боится упасть. Возносясь до неба и забывая о земле, рискуешь шлепнуться на твердь и что-нибудь себе отбить? Да, именно так, но на этот дисклеймер рожденных ползать Милко плюет; как говорят пролетарии – «плевал с высокой горки».
10:10 Микрокосмический Роман ерничает над Андрюшиным «кофе в сахаре», а сам ничего не ест и не пьет. А чем, интересно, в этот момент занят его «крупный план»? Ведь в макрокосме этот симпатичного парня наверняка есть и черные дыры, и голубые гиганты: эти молодые горячие звезды огромной светимости и массы — они в 20 раз тяжелее нашего Солнца и не помню во сколько ярче, и поэтому живут не очень долго. Чем ярче светишься, тем быстрее сгораешь, этот закон грубого мира един для звезд и для нас, крошечных человечков, неспособных даже представить величину и горячесть звезд. Личная вселенная РДМ наверняка содержит и новорожденные нейтронные звезды, горячее которых нет ничего; и туманности, а эхо рождения его Вселенной, тоненький реликтовый писк, будет с ним до последней секунды его микрокосмического времени... а хотя... в других вселенных возможны ведь и другие законы. Может, в них вообще все по-другому.
Роман стремится увидеть новую модель и только поэтому увязался с Андреем, хотя тот категорично против. Андрей Жданов привык все делать сам. Однако же толкает плечом Рому, вот здесь, в 12:04, с видом: «ну, как я?!», и тот помогает, и действительно находит нужные слова, держа баланс: он корректен и сочувствует страдающей тетке, но – никаких уговоров, ни миллилитра сантиментов со служащей. Вежливый холод Свету, похоже, трезвит, и правда – работать-то надо. Светлана пытается взять себя в руки, но Андрюша тут же все портит, ляпая:
— Вы и видеть-то ее не будете!
— Можете поцеловать мою туфельку, — веселым эхом подхватывает нежный голосок Марианны, — но только один раз! О, что вы, Жора, встаньте же скорей!
Она подходит и одаривает мужчин улыбкой. Незагоревшая на летнем солнышке грудная клетка девушки светится в расползшемся декольте и горит кумачом плащик у нее на руке. Красное и черное, да еще и кружева...
Она исчезает, а я опять чего-то не понимаю.
Черное вечернее платье? Сияет атласный бантик под грудью... зачем?
Вот же странно, мой первый восторг от платьица Марианны слинял. Напрочь.
Хотя обычно для того чтоб разочароваться в красивой тряпочке мне нужно хотя бы пару дней.
Она уходит, проходит мимо мужчин – любезная, прохладная и мимолетная как ветерок.
Минуют секунды молчания, очарованные как годы под Холмами, и Роман, не выдержав, начинает рассказывать.
13:00 Рома бледен и весь трясется от пережитого:
— Не могу молчать! Если сейчас не расскажу...
Двое внимательно слушают, и его прорывает как летнее небо градинами:
— Это... она! Прямо в глаза мне! Ноги! Прямо - бросила! Ну ноги, такие тонкие в ажурных чулках, на шпильках, прямо в меня! Как канкан, только быстрее! А потом хр.. гр... не, ну это же красота, это... ну я не смог не пойти туда! Всего шаг, я шагнул за ней и попал... туда, в общем. А может я шаг этот не делал. Я пошел куда-то, нет?
— Нет, Роман, — понимающе отозвался Урядов, сияя интересом. — Вы расскажите, расскажите!
— Вот я был здесь – и сразу туда. Куда – не спрашивайте, вот стоял я тут – и сразу... там! Ну невозможно это словами сказать! И там темно было хоть глаза выколи, но я все видел. Вообще все, во все стороны. И как все поменялось, заметил. Было светло так, что глаза заболели, а стало... темно и все видно еще лучше чем днем. Я видел их музыку, у них там саксофоны. Две высоченные рыжие цапли играли на саксофонах из удавов, и она меня вела в такой... ну, ход, в туннель такой огромный, круглый, и стенки блестели, и она... на ней вырос черный плащ, прямо из плеч, и корона на светлых волосах, а глаза светились серебром и она мне улыбалась. Я, это, еще соображал что-то и хотел... ну, пытался я повернуть назад, наверх.
Рома попытался остановиться, но не смог.
— Ноги! Ноги эти – они прямо в глазах у меня плясали! Но я все равно не хотел туда идти. Вот чувствовал – не надо мне туда! И я стал отворачиваться, и... вот я только отвернусь, а она – опять впереди! Развернусь еще раз, ну, назад повернусь в этом ходу, чтоб бежать в другую сторону, да еще уговариваю себя - ладно, ну попутал направление от нервов, вот, надо просто в обратную сторону повернуться. И поворачиваю я назад, а она...
Роман закашлялся. И, сглотнув, продолжил уже спокойнее: — Она – опять передо мной и улыбается! Вот этой вот улыбкой, видели? Видели ее улыбку? А еще все время слышал музыку такую... я ее всей кожей слышал. И под кожей тоже слышал. А видел я в этой темнотище не глазами, ну смотрел не глазами как обычно смотрю - вперед, а я вокруг все видел, как будто глаза у меня по всей голове выросли, вот так, вот, видите?
Рома запрыгал от фикуса до портьеры и показывал глаза у себя вокруг головы. Растопырив и крутя пальцы, изображал что-то вроде шлема. Что-то похожее на шлем или корону.
— Точно, корона! Забыл. Она же мне корону на голову... достала из-под плаща и мне... и я запел.
— Пел? — переспросил Жданов, хмурясь.
— Пел как целый оркестр! У меня слезы текли от этой красоты. Как я пел, Андрей!
— Ну а потом-то что?
И Роман рассказывает, очень быстро и тихо. Он говорит долго, горячо и сумбурно, периодически теряя нить и заикаясь. Он мало что помнит, но даже эти отрывочные, безвкусные воспоминания уже слабеют и рассеиваются. Улетают из его памяти, как туман на рассвете. Быстрее!
Все сказки основаны на реальностях. Феи существуют, и лучше не привлекать их внимания. Есть люди, которых феи попросту не видят и не воспринимают, как положенные явления природы. Но некоторых, но неизвестным людям причинам, фейри видят и даже интересуются ими, примерно так ребенок на летнем лугу может не замечать стаи бабочек и клубки гусениц, и вдруг выберет одну и начинает тыкать ее острой травинкой, а потом давить камушком, и оторвать дитя от этого занятия бывает не просто.
Первой разумной, как ему показалось, мыслью, каждый раз было осознание того, что он потерял счет времени.
А может быть, времени здесь не было совсем. Как только он вспоминал о часах, сразу же ускорялись вокруг него цветные спирали и начинало петь что-то переливчатое, и эта мелодия - она и была цветом. Наконец ему окончательно надоела эта дебильная дискотека и он заорал: «Хватит!»
И оказался в своем кабинете. Фухх... приснится же такое. Что он пил вчера?
Все хорошо.
Знакомый, родной кабинет, новая мишень дартса у двери, купил неделю назад дорогущую, из сизаля. Он нажал на кнопку селектора.
Шурочка вошла в костюме цапли.
Перья в три ряда топорщились вместо юбки, голая длинная шея торопливо изгибалась в усердии услужить, ноги... Ноги были в серой чешуе. Он заорал и швырнул в пучеглазую цаплину голову то, что оказалось в руке. Мраморный мобильник весил пару килограмм.
И проснулся. Неизвестно в который раз, и опять в другой, еще более роскошно обставленной комнате. В широкие окна задувал теплый ветер, пахнущий ямайским ромом, опять насмешничают... Он повел глазами – далеко и матово светились стены, зеленый ковер укрывал и пол, и ложе, где он, Рома, как обычно возлежал голый. Было расслабленно и удобно; огромное круглое лежбище в шелках и пятнистых шкурах, и, конечно же – эти, надоевшие до чертей зеленых, опять – они! все время - они, лезущие с ласками со всех сторон: «Хорошо, все-все-все, драгоценный, мы больше не будем!» — тянула узкоглазая блондинка, обметая его шелковистым хвостом, собрав эти волосы в кулачок, причем все не поместились, а затем она изгибалась и игриво хлестала ему по бедрам точно таким же блондинистым хвостом, растущим из поясницы, как у кобылы. «Прости, милый!» — дружно лезли и включались в гомон остальные, творя подобные же пакости: «Мы так любим пошутить, прости нас...», — они ластились и ворковали, и отвращение в нем взорвалось: «Пошли вон!!! Все вон!!!»
И все исчезло. Обреченный и злой, он позвал ее, и она, как обычно, возникла из чего-то напоминающего туман. И вопрос как всегда задала не губами, а взглядом узких серебряных глаз.
«Я сто раз уже тебе повторил, чего хочу», — ответил он.
Ему все надоело. Зверски, до тошноты и судорог надоели эти сны и фантазии, более плотские чем материя и все ее атрибуты: эти пуховые ложа и луга с цветочками, и зеленая пелена, обнимающая тугим латексом – когда он пытался спрыгнуть с какого-нибудь обрыва, обрыдли жасминно-медовые ароматы и все тутошние арфы и саксофоны. Невозможно, убийственно нудно беспрерывно слушать любую, да хоть самую изысканную музыку, невозможно только спать, есть, пить что-то упоительно хмельное да скакать по полям и лугам на породистых лошадях и... невозможно! Нет охоты жить, когда в миг единый удовлетворяются все твои желания, включая самые тайные и постыдные. Пожелать не успеешь, как все ЭТО уже дали, и с лихвой! Все! Его все достало! А хуже всего достали тряпки – эти ежеминутно меняющиеся на нем одежды всех времен и народов, от идиотских рыцарских железяк до султанских шелков с кисточками, цветистое тряпье то ли панков, то ли денди. Девичьи игрушки. Он отнюдь не был уверен, что вообще хотел всего этого, включая антураж. Обычные шуточки мелких фейри, и это было хуже всего: догадываться, что ты - игрушка. Нет, намного хуже тряпок были бесконечные, доставучие девицы всех мастей и красот. Их он хотел не больше, чем шелковых тряпок на своем теле, и с тоской вспоминал джинсы и футболки, а одно только слово «футбол» бросало в дикую жажду выбраться отсюда. Вернуться, чего бы это не стоило.
«Хочешь уйти? Хорошо».
Она мило кивнула и стала обычной: русоволосая девушка, застенчивый взгляд из-под припухших век и бледные мягкие губы. На носу круглые очки. «Все ж таки не могут они без того, чтоб не дразниться»», — вяло подумал он.
«Мало кто из вас уходит по своей воле», — мягко сказал она, подойдя очень близко. «Поэтому я дам тебе шанс: у тебя три попытки, назови мне три причины – почему ты так жаждешь вернуться? Если хотя бы одну я сочту забавной, я сей же миг отпущу тебя.»
Он насторожился. Сердце бухало в ребра. Неужели?
«Только не советую тебе петь банальности про любовь, а особенно остерегись – про чистую», — добавила она, ослепив вспышкой из-под век. «Предупреждаю тебя, я могу разгневаться. Из нижних долин тебе уже не уйти, да и сам не захочешь... там ты забудешь само это понятие – хотеть, желать, быть собой... ты понял меня?»
Он и без того знал, что врать нельзя. Так, причины... первая. Он вдохнул поглубже и с силой произнес:
«Мне надоело. Мне скучно здесь. Все приедается, а если стол так изобилен, как у вас – приедается быстро до тошноты. Ты поняла? Меня от вас тошнит.»
«Нуууу-у....», — протянула она с видом молоденькой и застенчивой школьной учительницы. «Это мы решим. Миры техно и нано-путешествия, внеземелье, трансформации тела и все, что тебе придет в голову. Ты ведь понимаешь, что ваша людская фантазия не способна измыслить ничего из того, чего бы не существовало или не могло осуществиться?»
Он опустил голову. Первая попытка провалилась. Людская фантазия – да, ограничена, хоть и мнится самовлюбленным философам запредельным абсолютом. Зато нелюдская фантазия... нет, лучше смерть. Да вот только умереть они ему вряд ли позволят. Он поднял глаза и четко произнес, глядя в ее нежное лицо:
«Мне отвратительны мои собственные желания. Раньше я мог посмеяться и забыть, но теперь ненавижу сам себя. Ты поняла? Я ненавижу свои желания - те, о которых я не знал и те, о которых знал, но никогда и ни за что не попытался бы осуществить. Мне не нужно то, что грязью осело во мне, и я не знаю и знать не хочу, когда и откуда эта грязь взялась, и что она такое - мне плевать на этот вонючий генезис. Вы суете мне все подряд, лишь только в моей голове мелькнет любая, самая кретинская хотелка – вы тут же мне все это дарите. Пойми, это издевательство! То, что я хочу – не значит, что я это буду делать и сделаю!»
Она не изменилась в лице, только губы чуть изогнулись. Гримаска, полная разочарования и скуки, и ее ответ, обжегший его паническим удушьем. Медленно и манерно она произнесла:
«Издевательство, не спорю. Нам нравится издеваться над такими как ты. Я понимаю. Отчего ты решил, что мне это неизвестно? Понимаю и соглашаюсь – это именно издевательство, так чего ж тебе еще? А твое отношение к себе – это твои проблемы, как обожаете говорить вы, люди. Чем ты попытаешься рассмешить меня в третий раз? Это будет твоя последняя попытка.»
Он понял, что проиграл. Все – свободу, жизнь и даже право на смерть.
Вокруг них менялись пейзажи, горные ущелья с водопадами становились снежными полянами, снег превращался в ландыши и пели птицы, тут же вырастали цветущие маки и начиналась гроза, летали клочья сухой травы и багряные кленовые листья. Он пропал, окончательно пропал и понимал это. Внутри росло холодное спокойствие. Терять нечего... он присел на белый камень и тихо заговорил, глядя, как на колено опускается золотистая ладошка клена. Он говорил. Даже не ей – что эта нечисть может понять, а просто так. Небу. Это небо – поддельное, и пусть. Они украли его у настоящей земли.
«Знаешь, мне плевать на все ваши картинки и подначки. Даже интересно бывает. Показываете мне все, чего я даже подумать не успеваю, вот, вспомнил Пушкареву – и в тот же момент она голая передо мной, хотя я ничего такого и не думал. Голая Пушкарева в очках и берете и держит калькулятор. Андрюху вспомню – и сразу же вечер в той общаге, когда мы с ним... Клочкова мне вообще по фигу, пускай кувыркается с Сашенькой сколько хочет, я рад за нее. Я понимаю – дразнитесь, и смеюсь вместе с вами. Но одну девчонку я видеть в ваших комиксах не хочу. Она мне никто и даже звать не помню как. Однажды подвозила меня домой, я ключи от машины куда-то засунул. Ну и приехали мы к ней, само собой. И спали на тахте. Полночи проговорили, потом уснули. Я хочу уйти от вас, чтобы никогда...»
Он осекся, услышав то ли вой, то ли плач. Она хохотала и слезы текли по миловидному лицу, которое она опять украла у смертной девчонки. У той глупой молочной телочки, гребущей всеми копытцами к себе то, что считает счастьем: обеспеченного мужчину, который решит все ее проблемы жилья, прописки, может быть – учебы, да кто ее знает, эту Марьяну из Сковородкино, чего ей хочется или надо... а, неважно.
Королева Фей, когда является в верхний мир, предстает не собой – иначе увидевшие ее люди ослепли бы и посходили с ума. Она берет лицо и тело у какой-нибудь, у той, которую учует первой – проще всего учуять и взять в аренду какую-нибудь отчаявшуюся дурочку.
По ее красивому личику текли слезы, у него плыло в глазах, ее смех становился глуше...
В мгновение ока вокруг него возникли коридор, фикус и плечо Андрея Жданова. Под ногами был линолеум; легкие выдохнули луговые ароматы, а память – ее последние слова. Их осталось немного: «Ты забудешь, но не все. Наш договор ты будешь помнить... и если ты нарушишь его, я приду за тобой... навсегда.»
Рома закончил. Он по-прежнему был не похож на себя; одна надежда - на живительный эффект от дружеского общения и конечно, на терапию хорошим алкоголем. — Ром, идем, — поддерживает друга Андрей. — У нас в заначке с тобой еще бутылочка ирландского, забыл? Ну очнись, давай!
Роман дергается, и будто бы в насмешку включается мелодия мобильного из кармана его пиджака. Тягучая, диковатая то ли музыка, то ли завыванье. Рома дергается и тихо шепчет: — Это ирландский вистл. Никогда не знал, как эта... дудка ихняя называется.
— Идем. Мелодию щас поменяешь и все дела.
Андрей уволакивает Рому в направлении кабинета, но тот вырывается и забегает вперед: — Да не боюсь я ее! Ты что думаешь, я боюсь? — горячо повторяет он, — я увижу ее, сразу морду скривлю, вот посмотришь! Пусть не думает ...
13:05 Урядов блаженно мечтает. Награда за службу Фее превзошла самые смелые его ожидания: прощай, простатит и – совершенно точно, и к бабке не ходи! здравствуйте, здравствуйте вернувшиеся радости, и сейчас же позвонить женушке, порадовать кисаньку, что нынче же вечером... и предупредить, чтобы не принимала ванну; он, страстный и неутомимый Жора Урядов, сегодня будет Наполеоном.
Один только Андрей ничего такого не видел и подарков не получил. Интересно, а что его защитило от чар? Посмотрю-ка я еще разок...
Он не смотрел на фею!
Закрылся и, наверное, переживал, что не справился с кадровым вопросом, или может быть, он думал о чем-то другом? Его не задело даже рикошетом.
Меня тоже ничего не задело. Девочка как девочка, и почему-то жалко ее. Нет, все-таки черное вечернее платье – летним днем? Ах да, в 36–ой у них ранняя осень... и все равно не сходится, щиплется диссонансом! Во всех сериях одна только Вика являлась в вечернем платье на дневное собеседование, а потом и на работу. Но ей попросту надеть было нечего. А остальные девушки-модели всегда одеты по-разному, но точно без ампирного шика... а многие и очень просто: джинсы, блузочки, топы, мини.
Изысканная классика черного на молоденькой девушке. Это платье прекрасно подошло бы и хорошо сохранившейся сорокалетней звезде... так что же это такое, что все это значит?
Королева Фей явилась к смертным, насмехаясь над их представлениями о красоте, явилась в «роскошном» модном одеянии?
Или девчонке из провинции не повезло со столичным папиком и теперь приходится экономить...
13:35 Разглядела! на спинке платья Марианны узор крючком, это «паучки»! Странно, нитки выглядят искусственными, да и вязка тоже. А кружево - в натяжку, наверно в пряже есть эластан. Это платье могло бы быть модным и в 60-ые годы, и в 80-ые.
35:10 Смело. Марианна и Светлана с зажигалкой. Поджечь волосы...
36:10 Вошедшая в туалет Ольга Вячеславовна ошалела, увидев эту милую картину.
Шум водопада. Уютова выходит из кабинки.
Из всех остальных лезет хохочущая морда постмодерна.
Шум водопада все сильнее. Племя мумбо-юмбо готовится к жертвенной пляске. «Она пришла к нам, чтобы отомстить», — шепчет, делая пассы над костром, старейшая мать. Связанная жертва обмякла, одурманенная настойкой баобаба. Гремят испанские гитары: месть!!! Месть... женщина не прощает, когда старая жена ее мужчины называет ее молодой развратной дрянью...
Этот постморденизм повсюду. Он будто бы издевается надо мной. Так с чего же, спрашивается, я должна соблюдать приличия? Чего доброго, еще и отмахиваться от картинок, возникающих на моей личной сетчатке? Щас, да я их даже ретушировать не буду! Разве что чуток цензуры, все ж таки форум место общественное...
Картинки – вперед! Смелее, здесь можно все!.. постмодерн – он дикий, но ласковый зверь, и его цель не загрызать непонятливых, а весело и жестоко показывать им, как можно сочетать несочетаемое; есть, наверняка есть еще непонятливые вроде меня... чего бы сотворил постмодерн со мной, если б снизошел, конечно?
Ну, в числе прочего, ткнул бы меня мордой в классическую истину: жить в единстве противоположностей намного круче, чем ползать по плоскости. Это просто. На моей сетчатке, к примеру, отлично сочетается Марьяна – стерва и Марианна – несчастная девчонка.
И мстить Светлане ей совершенно не за что. Может быть в Испании или Африке да, «месть Марианны» - это стиль жизни, но в средней полосе России, в столичном Модном Доме, куда девушки приходят за деньгами и карьерой – эта месть полный абсурд. Я не против абсурда в кино, вовсе нет, чем больше смешных серий, тем лучше.
Впереди еще много смеха, очень много, а пока что передо мной две женщины – не злодейки и не жертвы. Марьяна, тратящая юную жизнь на склоки из-за свихнувшегося старого хрыча. И Светлана, не сумевшая сохранить семью тупенькая диктаторша, комиссар в юбке, будто бы задавшаяся целью воспитать себе мужа-прислугу и получившая за это сполна — и еще одна, совсем другая Света, сгорающая и униженная, ни за что ни про что кинутая своим мужчиной, пинком вмазанная в житейскую грязь. Женщина, страдающая за детей и вместе с ними, она совсем еще молодая, но, вполне возможно — обречена на женское одиночество. Какова бы ни была демографическая статистика 2005 года, на женщину, в одиночку воспитывающую двоих детей, мужчины вряд ли выстраивались в очередь.
Эта серия – колодец! Боюсь, что я еще вернусь сюда, и не раз.
40:13 Ах, Коля... ты цены себе не знаешь. Твои мозги превосходят по степени эротического воздействия на женщину в моем лице даже этот красный диванный валик.
А ведь не похожа Катя на фрустрантку. Или ей и правда комфортно в ее замороженно-сухом агрегатном состоянии, или она зверски устает на работе.
40:17 Все относительно, - веселится Альберт.
Продолжение следует...
Это... ирландский вистл.
Первый поцелуй?
Мне бабушка всегда говорила, что перед светлыми праздниками – Пасхой, Рождеством — вся нечистая сила бесится. В смысле бесится особо рьяно, как перед концом света, ведь для нечисти рождение нового ангела наверно очень неприятная штука. Тоже своего рода конец чего-то, вот...
Так, а когда у нас Андрюша и Катюша в первый раз поцеловались, а?!! Мне вдруг стало очень нужно этот момент разъяснить. И именно перед Пасхой...
Я – Шариков. Угу. Скоро же пасха!!!
39-ая серия
Милко в розовом... что это, простите меня все... нет, если не хотите, то не прощайте, но что, ЧТО на себя напялил этот ненормальный на сей раз?
Спокойствие, зрительское спокойствие. И еще раз: спокойно, Шарик.
На модельерскую тушку надета Розовая Кофта с Задницей Крокодила, пряжа - фактурная, цвет - абортированного поросенка. Не знаю, что я связала бы из такой нитки. Коврик в туалет, наверно, маа-а-аленький такой. Хотя и большой тоже мог бы пригодиться, коту уж точно...
Еще раз.
Зад кофты шинельный. Зачем у шинели разрез сзади, знают все дизайнеры. Я-то только догадываюсь, что причина этого разреза абсолютно практическая: на лошадь залезть, на бивуаке расслабиться и в кустики сходить, а на балу — эффектно так вильнуть, вильнуть хвостом.
13:10 Милко в старомодном ветхом (блекло-розовом) шушуне
Милко предлагает Андрюше назвать его, Андрюшин, президентский объем бедер (ширину) в сантИметрах. Но Андрею, похоже, совершенно по фигу этот объем, коли он будет озвучен Милкиными устами.
Милко обещает озвучить эту восхитительную ширину в сантИметрах, причем с закрытыми (в вожделении)) глазами. Глаза у него – да, глаза - мокрые гвозди, глаза несчастного влюбленного - с чем сравнить вас, глАзы Милко? Вы, застывшие в страдании фарфоровые яйца Фаберже, вы, искрящиеся очи навыкате, мне так жаль сейчас...! Милко! Да сдалась вам эта Чио-Чио-Сан вместе со всеми хлопотами, кошмарным красным платьем и визажем — вот для этого — не способного оценить ваши глаза и всю тонкость гадкого эпатажа; вот для этого — грубого небритого, и скорее всего потного (вечер, однако, вечер напряженного рабочего дня) му-жи-ка!!! Милко, заставьте его один, всего лишь один день походить по ЗЛ вот в этой вашей розовой дряни! Заставьте его вилять розовым хвостом и оправдываться, что радикулит прихватил и вообще все это шутка, или что этот розовый хвост президенту нужен для работы, например, для выяснения лояльности сотрудников к означенному президенту...
Один, всего лишь один рабочий день в ЗЛ в розовой хвостатой кофте — вот это была бы воистину страшная месть!
Да, 13:10, но не сразу. Сначала они входят.
Не сразу входит Милко в облике розового крокодила; потому что первым - шпагатной походкой - влетает мальчик Кирочка. Юный гибкий Гаврош, причудой эволюции или селекции ученых Идеального Мира Под Куполом Олдоса Хаксли отрастивший на своих подростковых плечиках крупную голову Афины — зрелой, полной женской мудрости и сексуальной силы – но, увы, этой золотой женской голове нечем питаться, ведь ее тело – тело нежного 12-летнего мальчика — тонкое тело, прохладное и горячеющее лишь под утро, после серии мучительно-сладких поллюций. Жутковатая парочка эти двое: узкий длинноногий Кира в черном костюмчике юного лорда Фаунтлероя, и мощный, зверски эпатажный царь Крокодилов Милко. Ой-ой, а если бы все женщины были такие, как вот этот узкобедрый нежный Кирочка, то все мужчины – ой-ой — глядишь, и стали бы такими как Милко. Ой, боюсь...
Кира чмокает жениха со звуком «хлюп», жених терпит. Милко кривится: «перестань, как ты можешь целовать такого гадкого небритого мужчину, когда я тут сижу и сам хочу его целовать.» Да, Милко и Кирик – братья и оба они влюблены в Андрюшу, но гадкий брутальный Андрюша, естественно, выбрал из двух мальчиков того, кто помладше и понежнее.
Афина, легко присев к жениху на стол, приступает к решению вопроса об Иранских тканях, которые так неосторожно посулила брату-Крокодилу. Восхитительные шелка и шифоны – будут? Ведь будут же? Да?!! «Да... то есть нет!» - через силу мычит Андрюша, иииии...
И влюбленные мокрые яйце-глАзы Крокодила застывают, как будто из них вытащили аккумуляторы. Милко поражен в самое сердце, в мозг, в гениталии – везде. Потому что ЭТО обман – опять и снова – ОБМАН!!! Андрей Палыч, да вы хоть видите, с каким огнищем играете?
Ну что ж, если и не видит, то явно чувствует. Он вообще чувствительный, этот Андрей Палыч. Он крутит зрачками, очками, плечами и пальцами, он пытается выкрутиться, – «о, это такая хорошая фирма, это такие чудесные ткани — и все это у Романа, который уже едет в аэропорт».
Бац...
Афина не улыбается больше, а царь Крокодилов – окостеневший ящер — продолжает допрос, застыв в мощном животном стазисе; напрягшись в кресле, которое со скрипом выдерживает его вес, клокочущую обиду и даже, сдается мне, затаенную звериную злобу. Ну все, Андрюша – ты попал...
14:10 – еще один... вроде бы поцелуй.
Голова Афины целует голову жениха. Золотые локоны и прильнувшее к полировке тщедушное тельце в черном. Жених позволяет себя целовать, скрестив на груди руки, зафиксировав пальцы подмышками и не делая никаких попыток продлить сей божественный экстаз. Нет, как хотите, а что-то не то с этим поцелуем... пугливо падает мягкий, как кусочек сливы без косточки – быстренький «чмок» - и вот уже Жених машет вслед своему Афино-Гаврошу, машет сильными мужскими пальчиками врастопырку – пока-пока, детка, пока, пока... катись.
Царь-Крокодилище выворачивает мощную шею вслед мальчику. Затем дружелюбно и приятно взглядывает на Андрюшу. Очень, очень гибкие шея и торс у этого Крокодила. А потом он еще раз оборачивается и комично-восхищенно взглядывает на дверь, уже закрывшуюся за легким юношей в черном... и... И меняет облик, обретая другую свою – страшноватую и страшно оскорбленную животную ипостась.
— Ну что, Андрей. Пощебечем? Наедине.
В звуках этого резкого, холодного «по-щЕ-бе-чеем» липко капает кровь из прокушенного горла, агонизируют на мокрых жертвенниках откушенные, пожеванные конечности жертв и... а, ладно, об этом лучше потом, а то сейчас уже вечер, темно и страшно.
Андрей мычит. У него нет времени на щЕбет!
Не пролезло. Крокодил не раздумывая устремляется к нему – вот, он походкой от бедра огибает стол. Мощный, дикий, древний.
Андрей Палыч полубессознательно откидывается подальше от Зверя, чтобы не дышать, а лучше бы впасть в анабиоз. Но нет, опять не пролезло.
— Сегодня вечеринка в твою честь. — Объявляет Крокодил.
Договор дороже денег. Пора платить по счетам, Андрей Палыч. Фигли-мигли, отговорки и короткую обязательную программу оставьте для вашей невесты... и если не выполните обета, то и не ждите.
Не ждите новой коллекции от Творца.
При этих последних словах Андрея Палыча подбрасывает из кресла, как будто под ним проснулся вулкан.
— Что я должен сделать?! — кричит готовый на все президент...
— Абсолютно ничего. — Оборачивается ласковый Зверь. И добивает: — Платье я сам выберу.
И тут-то и встает вопрос о размере, и Андрей Палыч зачем-то отводит глаза. Он смущен? Похоже, да - из него как будто выжали его спокойствие и юмор сильного мужчины, оставив судорожного, отводящего глаза подростка. Что до Кроко, тот совершенно не смущен – с чего бы? Он может все, он с закрытыми глАзами может назвать ширину бедер и другие мерки Андрея Палыча тоже, наверняка – всякое такое, длина указательного пальца и толщина мужского запястья, расстояние от мочки уха до виска и разные маленькие тайны, ведомые закройщикам. Кроме прочего, Крокодил-Творец в своем праве, его оскорбленное кипящее ядро – вулканическая лава, это первозданный огонь, легендарная саламандра. Горе вам, Андрей Палыч. Что же вы натворили...
— Поклянись, что никто не узнает, где я был и в каком виде!!! — отчаянно молит Президент.
— Человек искусства умеет хранить тайну, — ответствует Божественный Крокодил. И закрывает дверь, просияв мимолетным, милым оскалом. И Андрей Палыч застывает в трансе, подняв плечи и брови – он понял.
Человек искусства умеет хранить тайны. Но кто сказал, что он собирается их хранить...
Намного забавнее будет сделать из этих тайн небольшой очаровательный Мулен Руж.
16:10 Таня, Света и начинающий альфонс Федя
Он уже пригласил Марьяну в ресторан, и она – не устоит. Не устоит! То есть она еще не согласилась, но это неважно. Перед Федором-курьером не может устоять ни модель, ни секретарша – так что готовьте ваши денежки, дамочки! Далее Федя поет про лямур и уходит танцующей походкой, растопырив лапки – никакой не альфонс, а безденежный, безнадежно влюбленный, не сдающийся и неунывающий - дергающийся лягушонок в клюве Маммоны.
17:50 Вика и ее пухленький Гермес
Вика в белой, кажущейся давно нестираной (увы, эффект монитора, а впрочем – кто ее знает, воду-то горячую отключили) блузе, с буфами на рукавах, с манжетами а-ля «работаем спустя рукава или не работаем вообще»; в милых локонах и с тоненькими выщипанными бровками деревенской дивчины, впервые в жизни дорвавшейся до гламура — Вика само очарование. Ее жизнь – разочарование, ее поза – ожидание. Что ж – ты дождалась, Виктория: вот он, твой Гермес, а может быть, и Меркурий – он пришел, он рядом, этакий сволочной и шикарный, весь в коже и брендовых джинсах божок с мобилой. Чего ему надо от тебя, недалекая ты дивчина?
Видимо, божок ответственно выполняет наказ друга – перед отъездом сказать «приятное нашей Вике». Но это знает сочувствующая зрительница и не может знать Вика.
Она непосильно работает, держа в руках аж две толстых папки, а он приближается к ней, сексуально треплясь в телефон, и ей совсем не идут эти скоросшиватели грубого зеленого и черного цветов — ей бы букет белых ромашек в руки да в тенечек под подсолнухи, и пусть улыбнется наконец, бедняжка – улыбнется, а не оскалится. А тем временем...
— Все!!! — рубит божок в мобилу и перекладывает ее к другому уху. Клоунада называется «дура Вика»: дурочка Вика ведется с полпинка. Она не видит, что Меркурий треплется уже с кем-то еще.
– Дурочка... ты что ж, не поняла? Не поняла, что я с ума по тебе схожу...
Вика чуть не падает. Если бы она сейчас видела лживую моську своего Меркурия, то догадалась бы сразу – придуривается. Божественный герой придуривается и ерничает как обычно, но Вика не может, не в силах обернуться и взглянуть. Она не может, оттого что больше всего на свете хочет слышать, как ей врут – врут все. Врут-то все, но зачем врет этот не считающий золота, обожающий лишь себя божонок с крылышками на ножках?
Гермес, он же Меркурий – единственный из Пантеона трус. Его никогда не видели с женщиной. Он их боится. Мысль о том, что он когда-нибудь влюбится и вынужден будет сказать об этом вслух, для него больнее чирья, нарывающего на красивеньком, слегка бабьем личике. Гермес – бог торговли, а больше о нем сказать нечего. Вика, на уроках истории и сексологии в третьем классе начальной школы ты думала о куклах, косметике и прическах?
Меркурий, бог торговли, с искренней фальшью что-то говорит в свой выключенный телефон. О да - это шикарный, очень умный мужской ход! Таким образом, если женщина его сейчас пошлет подальше, он сможет соврать себе, что сам, первый постебался над ней – ха, да, он первый ее бросил, он герой и шут, он злодей, он мачо и коварный обольститель – он что угодно, но только не трусливенький, боящийся настоящих чувств пухленький мужичок не первой молодости, внутри которого навсегда остался кем-то напуганный малыш.
— Я все дни о тебе только и думал. Я не знал как у тебя прощения попросить. Если мой самолет разобьется... — равнодушная рука мимоходом мацает девичье бедро, талию, завивку; затем божок делает последнее придыхание в мобилу и испаряется довольный собой, а Вика жарко переводит дух.
Глупышка Вика так счастлива сейчас. Тонкие бровки шалашиками, и бросило в жар – вот... вот же оно, не зря ждала и мечтала! Вот она – красивая любовь, вот он – успех, вот оно – женское бла-го-по-лучие, вся троица здесь! Вика так рада и так мило, так искренне пышет жаром, что мне не верится в то, что она гонится за сущей ерундой – за денежным содержанием, и что хочет всего лишь присосаться к какому-нибудь божку из Пантеона, чтобы всю оставшуюся жизнь ничего не делать... нет, эта дивчина будет варить борщ! И подавать любимому, подавать на белой скатерти, со сметаной и чесночными булочками, она еще так молода – она научится! У них будет дом на горе, полный детских голосов...
Вика с закрытыми глазами признается в любви Гермесу, давно улетевшему на крылышках, а для наглядности пылко прижимает мужскую ладонь к чашке своего бюстгальтера.
— А ты действительно любишь меня? Я понимаю, в этом трудно признаться... я признаюсь тебе первой – я люблю тебя...
— Круто! — вопит Федя, не сдержавшись, в результате чего вынужден бежать от взбесившейся нимфы...
Бедняжка Вика. Что ж, зато она не трусиха. Она может сказать «я люблю тебя», а это требует смелости. Особенно, если не любишь, а всего лишь рассчитываешь, что любят тебя.
20:50 — Пошел вон отсюда, ссс.... !!!
«Ссс» – это свинья? Но почему Викино заклинание превращения заело на одной букве, неясно... Аааа! Превращать-то и не нужно - Федечка туточки и есть натуральная свинья. Но так не похоже на него и вообще - странно. Он так сильно страдает по Машке, что готов рухнуть в навоз сам?
И сразу же мастерская Милко и миленькая, восторженная фальшивая Марьяна – чистенькая-чистенькая, свеженькая-свеженькая! Только что вытащенный из теплой водички Головастик с субтильным тельцем «то ли девочка – то ли мальчик» и, пожалуй, немножко косметики, – вот и все, что нужно великому Милко, чтобы создавать красОту. Платьице на Головастике очень миленькое - маковый бант в асфальте-крэш, злые зубы декольте на нежной юной коже – и косточки, косточки... Уютова истово работает. Неисповедимы пути и образы Творца: всего на 1,5 см короче подогнуть подол этой мрачной ночной сорочки для фей обоего пола – и сразу будет «вульгарно»? Да это платьице ночной фиалки само олицетворение невинной вульгарности, будуарная интрижка для глупца! Кого представляет гениальный Милко в этом бельишке – своих подруг из «Голубого огонька»?
Впрочем, бельевой стиль платья завораживает на женском теле ничуть не меньше, чем на мужском. Это нежно, романтично и действительно намекает на покорную домашнюю женщину. Когда Изотова-пантера пойдет в этом бельишке с цветочной кокеткой по подиуму, Андрюша по ту сторону монитора буквально ошалеет – но это будет потом, а сейчас будущую гениальную белье-форму отливают на крошечном тельце Марьяны.
Модель для примерок Марьяна – не пантера, но очень способный растущий головастик с отличными задатками жабы-стервы. И с потрясающей наглостью – она в упор не слышит, что Уютовой тяжело говорить и гнуться, гнуться в поклонах у ножек лягушонка. Уютова перекалывает подгибку - ведь мастеру виднее, а моделька не закрывает ротик, все подлизывается и поет, поет и квакает в сторону модельера, и наконец ясно чего ей надо – аванса.
И, конечно, глупо было бы отказаться от бесплатного обеда в ресторане.
Пришел симпатичный курьер и вежливо приглашает – отлично, кормят – хаваем!
Вокруг слышат, но молчат. Лишь Милко бегло проворчал «какая наглость...», имея в виду Федьку, конечно же Федьку!
Темноволосая девочка-модель кидает косой взгляд на наглую Марьяну – вот так-то, мало быть красивой и трудолюбивой, для успеха нужно еще быть немножко стервозной: с порядочными мужики скучают.
Предатель Федя несется за сребрениками, и дамочки обналичивают Федю жалкой, с кровью оторванной от бюджетов денежной массой, чтобы отправить на подвиг: курьер дал слово опорочить Марьяну перед ее пастухом-ветеринаром. Правда, всей мощи бабьей интриги он не охватил, но на первый шаг он согласен - он поведет красотку-телочку на обед в модное и жутко дорогое заведение «Звездное небо». «Она не заслуживает!» - стонет несчастная Светлана. Ах, Светка – все мы, каждая из нас заслуживает намного больше счастья, чем выдает судьба по талонам...
25:00 — Да ничего страшного, я не хочу есть, — скромничает перед президентом глупышка Катя и остается без обеда. Она хорошенькая и скромная как гимназистка в своей шоколадной плюшевой кофточке и в косичках веночком; розовые губы, потупленный взгляд, и мне упорно чудится, что от Катьки пахнет ландышами. Чем пахнет от Катьки президенту, неизвестно, но он – очень неожиданно! – предлагает Катьке «пообедать вместе». Счастливая бежит в каморку и хвалится – мы будем с ним обедать ВМЕСТЕ! – хвалится той прежней, маленькой и робкой Чио-сан на фото, зажатой в тиски между мамой и папой. Клоун молча страдает над дурочкой-гейшей.
Мемуары гейши
Юная Котико-сан росла с мамой и папой в отдельной квартире. Когда Котико забывала об осанке и горбилась, мама била ее по спинке сложенным веером, но папочка, особенно когда был в подпитии, мог спутать веер со стиральной доской...
Может ли Катя смеяться над собой, умеет ли, хочет? Отчего-то я уверена, что она именно так и спасается от жизни. Смехом над своими иллюзиями. Потому что пока над ними смеешься, их можно сколько угодно придумывать, наслаждаясь. У нее это называется «А помечтать? Чуть-чуть...
Продолжение следует...
Девочки, а что такое странное делает пальцами Дарси, после того как помог Кире Найтли сесть в экипаж? Как будто стряхивает что-то. Или отталкивает?
Когда-то Юла давала многомерные анимации, гифки то есть.
Он, что, и правда нуждается сейчас в чьей-то помощи?
Сомневаюсь, если бы нуждался, то бы правда заорал. Благо он это умеет.
Не родись красивой, 9 серия, продолжительность 42:03
Джемм, это не 9, а 36 серия…
Смеюсь. Скоро спать, а я что-то задумалась, а стал бы Андрюша делать такое «искусственное дыхание» ОВ или Свете, например? Представила…
Или Роме
Или Роме
Урядову!
Смеюсь. Скоро спать, а я что-то задумалась, а стал бы Андрюша делать такое «искусственное дыхание» ОВ или Свете, например? Представила…
Думаю, нет. Как-то говорили об этом. Хотя не бросил бы, наверное...
Думаю, нет. Как-то говорили об этом. Хотя не бросил бы, наверное...
Орал бы на всю ивановскую. Я и говорю, если бы он в тот момент нуждался в помощи, то об этом бы все узнали.
Орал бы на всю ивановскую. Я и говорю, если бы он в тот момент нуждался в помощи, то об этом бы все узнали.
Это да. Хотя Вика, думаю, слышала
Это да. Хотя Вика, думаю, слышала
Заходит такая Викуся, а там Андрюша Катьку в засос целует и пытается расстегнуть пуговицы на груди. Ее бы сразу там кондратий и схватил.
Заходит такая Викуся, а там Андрюша Катьку в засос целует и пытается расстегнуть пуговицы на груди. Ее бы сразу там кондратий и схватил.
И никто бы не поверил. Кира бы ее сразу в Кащенко отправила. Первый этаж
И никто бы не поверил. Кира бы ее сразу в Кащенко отправила. Первый этаж
Или его... он просил..
И никто бы не поверил. Кира бы ее сразу в Кащенко отправила. Первый этаж
Боюсь, что Викуся сама бы своим глазам не поверила. Решила бы, что с голоду галюны начались.
Или его... он просил..
Я, если без юмора, даже не могу представить реакцию Киры на такое.
Я, если без юмора, даже не могу представить реакцию Киры на такое.
Что-нибудь, типа, когда в каморке их застала после совета.
"Что тут происходит?" Ну, а потом разборки... думаю, так.
Джемма, ау! Отзовись. Ты что там совсем-совсем разобиделась что ли?
Вы здесь » Не родись красивой Love » Наши обзоры » Записки недалекой зрительницы » Безумные записки, часть первая