Часть 3.
Юлиана деловито прокашлялась и с нервным смешком прервала затянувшуюся паузу:

– Так, ну вот и отлично, а теперь просто необходимо закусить. Господа, прошу вас, самое время подкрепиться и продегустировать фуршет нашего выдающегося шеф-повара…

– Юлиана, не вгоняй меня в краску, – смутился было Михаил, но тут же сел на любимого конька и начал солировать, параллельно наполняя тарелку для Кати:

– Господа, горячо рекомендую: волован из слоеного теста с красной икрой, круассаны с семгой и с куриной грудкой, перепелиные яйца, фаршированные фуа-гра, канапе…

– С этого места поподробнее! – оживился Зорькин, один из рыцарей, предложивших хозяйке вечера карету, желая заесть тоску по упорно игнорирующей его Клочковой.

Катя, так ни на кого и не глядя, машинально взяла с настойчиво протянутой другим рыцарем тарелки слоеную корзиночку и стала жевать. Она, конечно, вежливо улыбнулась Мише и поблагодарила его, но на самом деле не очень ощущала вкус. Мысли лихорадочно бегали по кругу. “Почему он вернулся? Почему молчит? Он что, все еще смотрит на меня? Неужели он настолько испугался Михаила?”

Наконец она решилась поднять глаза. Андрей все так же молча сверлил ее непонятным взглядом, словно искал ответа на какой-то невысказанный вопрос. Ах да: и он, и застывший позади Миша с тарелкой, и нахохлившийся сбоку Зорькин, который изготовился отобрать вожделенные яства, — все трое, очевидно, ждут ее заветного слова: с кем она поедет домой?

Внезапно мимо пролетел Воропаев, игриво подмигнул, утащил с тарелки тарталетку и интимно пробасил: “Катя Пэ ела канапе”: такое ощущение, что, будь у Кати по-прежнему косички, он бы ее непременно за них дернул, но за неимением оных ограничился незатейливым стишком. Испарился так же внезапно, как и возник.

– Андрей… Палыч? – отмерла наконец Катя. – Что-то случилось? Вы вернулись…

“Конечно, ему, как всегда, что-то от меня нужно”.

“Случилось, Кать. Только не сейчас. Уже довольно давно”.

– А, да… То есть нет… Я просто, как и говорил, проводил нашу гостью… Посадил на машину… Вот.

Кате вдруг стало зябко: ведь и Киры уже не было, о чем им обоим было прекрасно известно… Так почему он вернулся?

– Кать, так что насчет машины? Я подвезу? – подал голос Миша.

Катя забрала у него тарелку и медленно покачала головой с легкой улыбкой. Сесть в одну машину ни к Андрею, ни к Мише она сегодня не могла.

– Большое спасибо, – легкий кивок и Андрею, и Мише, – простите, но сегодня мне было бы удобнее вернуться на своей машине, а поведет Николай.

С этими словами она вручила Зорькину вожделенную тарелку с закусками, как переходящее красное знамя.

Тут Катю захватили в плен Юлиана с Эвелиной Хромченко и увели на интервью с фотосессией. Миша, чтобы скрыть огорчение, схватился за телефон и стал изображать бурную деятельность.

Коля, храбро встретив мрачный взгляд Жданова, едва не показал тому язык, но вместо этого сунул ему в руки тарелку, гордо поправил очки и отошел.

Переходящее знамя превратилось в утешительный приз.

Для фотосессии подобрали еще одно платье, черное, оно Кате очень шло, да и вернуться в таком домой к родителям куда сподручнее, чем в этом императорском пурпуре. Милко, который еще не ушел, хотя его уже ждал Рональд, велел ей забрать его насовсем и пробурчал что-то вроде: “Только нИчего не гОвори, а то пЕредумаю”.

Когда они закончили, Катя виновато подошла к Мише, чтобы поблагодарить за роскошный фуршет, обошедшийся “Зималетто” в сущие копейки.

– Пустяки, Катюш, это был мой шанс вернуть долг тебе и твоей семье за открытие ресторана. Так что рад быть полезным!

– Миш, очень здорово, что ты пришел, но я не…

– Спокойно, Кать, еще раз повторю, что не собираюсь ни смущать тебя, ни давить. Да и сейчас все к лучшему – мне все равно надо заехать в ресторан. Но у меня есть к тебе интересное деловое предложение – на будущее. Обсудим завтра за ужином?

– Я… еще точно не знаю, как сложится завтрашний день… Давай созвонимся?

– Конечно.

Они чмокнули друг друга в щечку, что не укрылось от пристального ока Андрея, который успел на нервной почве доесть все деликатесы с тарелки, поговорить по телефону с шофером, заверившим, что доставил Надежду благополучно, и даже написать Малиновскому в ответ на ерническую эсэмэску: “Отвали!”
Пронаблюдав трогательное прощание очаровательной Кати с идеальным и белоснежным шеф-поваром, Жданов мысленно чертыхнулся: наверняка он сам, лживый, потрепанный, толстокожий и несдержанный, проигрывал Михаилу по всем статьям. Ключевой вопрос здесь только один: любит ли Катя этого кулинара? Если да, то почему не поехала с ним? Словно “равноудалила” их обоих, выбрав друга. Такое ощущение, что она боится выяснения отношений и разговоров о чувствах.

Андрей решительно подошел к Кате, держался подчеркнуто вежливо и дружелюбно. Еще раз поздравил, спросил,не надо ли чем-то помочь.

– Спасибо большое, нет, что вы, ничего не нужно. Всем смело можно и нужно собираться. Время позднее, Андрей Палыч, пора домой, завтра напряженный рабочий день, подписание контракта…

– Да конечно… Вот только я сначала поеду не домой. Так что хорошо, что вас подвезет Николай: тогда я поспешу. Мне сперва предстоит важный и непростой разговор, откладывать который уже нельзя, так что мне действительно пора, Кать. С тобой… то есть с вами я тоже хотел бы поговорить, но только потом. – Андрей замолчал, слегка склонив голову набок, словно спрашивая разрешения.
Катя приподняла бровь и слегка недоуменно пожала плечом, совершенно не понимая, зачем он перед ней отчитывается, зачем упоминает какой-то разговор неизвестно с кем.

– Дда, конечно… Тогда завтра на работе все и обсудим…

– Договорились. – Андрей пожал ее ладошку и поспешно вышел.

Катя забежала в туалет и приложила ладони к горящим щекам. Не помогло.
Ничего не помогало. Доброе прощание с Юлианой, шутки верного Коли, радость и похвала родителей дома – ничто не могло отвлечь от мыслей о странном поведении Андрея. Разрыв шаблона. О сне и речи не шло.

Потом Колька ушел, папа задремал, а мама включила на кухне телевизор и тут же позвала ее.

– Смотри-ка, Катюш, опять тот психолог, помнишь, мы смотрели?

О да, Катя, конечно, помнила. Она тогда сбежала с презентации, где Андрей позировал с Кирой. Их объятия и поцелуи на камеру показались ей довольно фальшивыми, но от этого было еще более тошно. После инструкции она с отчаянием и словно садомазохистской жестокостью всеми силами пыталась сорвать с него эту намертво прилипшую маску – и иногда ей это удавалось, правда, для этого каждый раз приходилось расчесывать собственные раны до крови, не зная пощады… Вот почему было особенно горько видеть даже не то, что они с Кирой помирились, а то, что он снова надел эту маску, что он снова, вероятно, играет какой-то спектакль…

А играл ли он сегодня вечером? С Надеждой? Из-за нее он повздорил с Кирой… Но играл ли он на камеру снова? Типа “у меня все хорошо”? Но зачем?
Катя задумалась. Почему он не проводил ее до гостиницы? Ведь явно планировал? Может, он решил сначала объясниться с Кирой, а потом уже поехать к Ткачук? Что ж, это звучит логично. Тогда понятно, о каком разговоре упомянул Андрей.

Но зачем он рассказал ей о предстоящем тяжелом разговоре с Кирой? Для чего ей было об этом знать? Пытался дать понять, что предложение ее подвезти – простая формальность, а на самом деле у него другие дела? Но тогда о чем он хочет поговорить завтра? Что-то по работе?

И дополнительным триггером необычного поведения Андрея, возможно, выступил Михаил. Андрей всегда был жутким собственником. Дело вовсе не в любви к ней, а в ревности принадлежащей ему вещи к Зорькину, Воропаеву, Михаилу. Ревности, густо замешанной на страхе за компанию. А вдруг она возьмет да и перепишет фирму на Мишу? Нет, пока “Зималетто” зависит от “Никамоды”, от подозрений не уйти…

Между тем у Миши тоже к ней какой-то разговор, причем деловой. Может, предложит ей стать партнером по ресторанному бизнесу? Что ж, это любопытно: рано или поздно надо будет наконец сделать “Зималетто” ручкой и пуститься в самостоятельное плавание. Только вот будет ли оно самостоятельным и свободным рядом с Мишей, который сегодня недвусмысленно дал понять серьезность своих намерений не только ее родным, друзьям и коллегам, но и всему столичному бомонду?

Размышляя таким образом, Катя несколько раз собрала из скрепок имя Андрея – так ей легче думалось. И тут ее позвала мама.

Они пили чай, прижавшись друг к другу и укутавшись одной шалью на двоих, и слушали нудные, но не лишенные правоты увещевания психолога из телевизора:

– Отношения не должны строиться на ревности и болезненной зависимости. Мужчина и женщина на начальных этапах не могут жить друг без друга, испытывают страсть, ревность, но долгосрочные, стабильные отношения не должны строиться на этом. Они должны строиться на взаимном доверии. Вы не будете стараться подмять партнера под себя. Любовь означает принятие и готовность отпустить. Да, тебе тяжело без партнера, он для тебя как воздух, но ты даешь воздух и ему – а он тебе. Поначалу ты сходишь с ума от ревности, но если ты уверен в себе и в любимом человеке, то не будешь его “душить”, вы научитесь слушать и слышать друг друга, доверять друг другу. Вот то, что я называю равноправными, партнерскими отношениями…

– Ишь ты. Партнерские отношения. Слова-то какие. А я думала, это только про бизнес говорят… Чайку еще подлить, Катюш?

– Нет, пойду я, мамочка. И ты ложись, поздно уже. День тяжелый был.

Пожелав друг другу спокойной ночи, мать и дочь разошлись по комнатам. Катя так и не переоделась, прямо в черном парадном платье сидела за столом и писала в дневнике о своих чувствах… И вдруг ее мобильный вздрогнул и зажужжал: он был в режиме вибрации. Одно новое сообщение.

После тяжелейшего разговора с Кирой Андрей колесил с чемоданом в багажнике по ночной Москве. Он надеялся, что наконец поставил точку, хотя, зная Киру, предполагал, что она еще продолжает цепляться за какие-то иллюзии. Через некоторое время он обнаружил себя на знакомом пятачке у дома Пушкаревых и усмехнулся. По привычке поднял глаза. Неужели горит свет? Не спит? Может… Нет, он обещал поговорить завтра. С другой стороны, завтра уже давно наступило.
Андрей судорожно достал телефон. Руки тряслись. Глупо, Жданов. Что написать? “Я расстался с Кирой”? Он уже предвидел язвительную реакцию новой Кати: “Рада за вас”. Или – в духе Малиновского – “Поздравляю”. Или – “Не расстраивайтесь, Андрей Палыч, завтра обязательно помиритесь”. Но это скорее та Катя, до эпохального Совета. А может, она вообще дремлет при свете ночника – или телефон отключен? Черт, как же быть?

Жданов машинально набрал банальное “Не спишь?” и нажал “Отправить” быстрее, чем успел переиграть.

Катя несколько минут разглядывала сообщение, вытаращив глаза. Может, ошибся номером?

Тогда, ничтоже сумняшеся, она решила подтвердить или опровергнуть эту гипотезу:

“Андрей Палыч, вы случайно не ошиблись номером? Это Катя”.

Андрей мысленно сосчитал до десяти и ответил:

“Нет, Катя, не ошибся. Я под твоими окнами, увидел свет, решил написать. Извини”.

О Господи!

Катя подскочила и подбежала к окну: Точно. Его машина.

“Что случилось?”

“Прости за наглость, но ты можешь спуститься на минутку? Не хочу будить твоих родителей”.

Действительно наглость!

“Андрей, два часа ночи”

“Пожаалуйста!” – это прозвучало мягко, по-кошачьи насмешливо, как тогда, у суда, когда Андрей просил ее поговорить. Она прямо услышала эту его интонацию и увидела его хитрые глаза, как если бы эсэмэска умела говорить.
Катя тяжело вздохнула. Она уже не маленькая девочка, которая подрывается по первой его прихоти. Что бы ни случилось, совесть надо иметь!

Как же отказать? Хотела было соврать, что уже легла, но не стала. С некоторых пор не хотелось врать даже по мелочам, настолько этот клубок вранья ее измотал за время работы в “Зималетто”.

И вдруг ей стало очень любопытно. Но вот так сразу сдавать позиции показалось неправильным. Немного выждав, Катя смилостивилась и чинно ответила:

“Буду через десять минут”.

Пусть думает, что и правда вытащил ее из постели. заставил переодеваться…. Впрочем, макияж действительно не мешает подправить.

“Спасибо”, – снова булькнул телефон и замер, солидаризируясь с Андреем в ожидании.

Когда Катя вышла из подъезда, накинув на платье легкий плащ и стараясь выглядеть спокойной, Андрей внезапно почувствовал, как его скрутило в районе солнечного сплетения.

– Тебе очень идет это платье. Я говорил? – вырвалось у него.

Катя покачала головой.

– Спасибо. Самое время для комплиментов. Андрей, что случилось?

– Для начала я хочу тебе кое-что показать. Иди сюда. – Андрей подозвал Катю к себе и открыл багажник. – Вот, смотри.

– Что это? – глупо спросила Катя. хотя прекрасно видела.

– Это мой чемодан.

Катя причмокнула губами и не удержалась от сарказма:

– Впечатляет. Нет, правда отличный. Но, знаешь, тот, который я купила в Египте, не хуже. По дизайну он мне даже больше нравится. Сейчас, к сожалению, не могу показать, чтобы папу не будить.

– Кать, я ушел от Киры.

Сотни фраз вертелись в этот момент у Кати на языке. Некоторые из них были именно те, что предвидел Андрей, некоторые нет: поздравляю, скоро помиритесь, очень рада за вас, меня это не касается, не перепутали ли вы случаем мой адрес с Надиным…Сотни ехидных комментариев просто просились, рвались наружу.

Но вслух она сказала почему-то другое:

– Это о разговоре с ней ты упоминал, прощаясь?

Андрей лишь кивнул.

– Тяжело, наверное, было? И ей, и тебе…

У Кати в голове на миг мелькнуло, что Андрей просто от стресса забылся и по старинке приехал к ней, как к верному товарищу, – так сказать, поделиться наболевшим.

Андрей словно угадал ее мысли:

– Да, тяжело. Но нет, я не хочу об этом поговорить. Во всяком случае, точно не сейчас. Все уже позади.

Катя молчала, кутаясь в плащ и давая ему собраться с мыслями.

Андрей закрыл багажник. спрятал ключи и заговорил, слегка облокотившись о машину:

– Кать, у меня ничего не получилось.

– Ты о чем?

– Я обещал тебе, что скоро забуду обо всем. Сказал, что и сам этого хочу. Но это неправда, Кать. Я не смог, да и не захотел ничего забывать.

– Андрей…

– Подожди. Я знаю, я обещал, что больше не буду говорить тебе этого, что оставлю тебя в покое, но не получается. Потому что я люблю тебя, Кать, и хочу, чтобы мы были вместе.

Повисла пауза, а потом Катя как-то нехорошо и беззвучно засмеялась. И тут она отпустила себя.

– Боже мой, Андрей, какой сегодня бесконечный, тяжелый день! День, в начале которого ты общался со мной исключительно вежливо и отстраненно, в середине представил всем Надежду, причем всем показалось, что она нечто большее, чем деловой партнер; вечером ты тоже от нее не отходил и поссорился из-за нее с Кирой… А потом… Что потом? Явление Михаила спутало все карты? Господи, неужели ты или Роман так испугались, что теперь я подпаду под влияние Михаила и, чем черт не шутит, перепишу на него компанию? Поэтому ты вернулся и не поехал с Надеждой, да? И даже чемодан у Киры забрал, чтобы все выглядело уж совсем убедительно… Но ничего, полагаю, еще не поздно поехать к Надежде: думаю, она очень ждет…

Катя понимала, что ее несет, но остановиться не могла. То ли папина наливка, которую все же пришлось выпить по возвращении, то ли общий стресс сделали свое дело, но язвительные слова вылетали из нее быстрее, чем ей хотелось бы.

Андрей нарушил гнетущую тишину. Он прикрыл глаза, защищаясь от боли, и твердо решил не отступать. В конце концов. он все это заслужил. Более того: он сам сделал с Катей все это. научил ее так безжалостно драться и кусаться.

– Кать, я знаю, что каждое мое слово сейчас будет использовано против меня. – глухо заговорил он, – но в данный момент у меня ничего нет, кроме слов, да еще вот этого чемодана как вещдока. Я как тот мальчик. который все кричал: “Волки”, когда их не было, а потом они пришли и съели его, а уже никто не помог, не поверил… Так и я слишком долго врал тебе, да и всем… Но на данный момент факты таковы: я ушел от Киры. У меня с Надей ничего не было и не будет. Возможно, я виноват в том, что невольно подал ей какие-то надежды, но она сама догадалась, что мое сердце несвободно, и мы решили остаться друзьями.

– Друзьями? – не выдержав, иронично переспросила Катя. – с разговорами по душам, без флирта и двусмысленных обнимашек? Перефразируя известное изречение, возможна ли дружба между Ждановым и женщиной?

– Сам не ожидал, но оказалось, что возможна, хотя, честно говоря, я и сам этого не понимаю и не всегда чувствую границы: я слишком привык и к флирту, и, как ты говоришь, к обнимашкам, да что там говорить, к тому, что модели переодеваются при мне в гримерке. в общем, мое отношение к противоположному полу долгое время было чудовищным – да ты и сама это прекрасно знаешь, увы, – в голосе Андрея зазвучала неподдельная горечь.

– Кать, на улице прохладно, давай сядем в машину?

Катя колебалась: машина Жданова была густо населена беспощадными призраками прошлого, с другой стороны, на улице и правда было свежо. Наконец она согласилась. В машине помолчали, потом Андрей заговорил снова:

– Ты права в том смысле, что, увидев Михаила, я, во-первых, понял, как сам выгляжу с Надей со стороны, во-вторых, ярко осознал, что из-за собственной дурости могу тебя потерять навсегда, потому что этот повар действительно во всем лучше, достойнее меня.

Катя вздрогнула и мотнула головой. Вздохнула:

– Андрей, никто не хуже и не лучше. Я слишком идеализировала тебя, поэтому и было больнее падать. А вы оба просто люди, со своими сильными и слабыми сторонами, как и я. Но для меня есть одно принципиальное различие: ты мне так много врал, что мне просто почти невозможно тебе поверить, а Михаил – нет. Поэтому с ним мне легче и спокойнее.

– Ты его любишь? – выпалил Андрей и жадно стал ждать ответа, словно приговора.

– Это слишком громкое слово для человека, у которого в душе долгое время была выжженная пустыня, прости за пафос.

– Ты меня никогда не простишь полностью, потому что такого простить нельзя, да? То, что я с тобой сделал, зная, что поступаю подло…

– Андрей, – Катя подняла ладошку, – не нужно самоистязаний. Я честно сказала тебе, что простила тебя еще в Египте. Но простить не значит поверить… Ты вот доверяешь мне?

– Я? – Андрея аж задохнулся. –всегда доверял, я думал, ты знаешь.

Катя вдруг вспомнила, когда даже после устроенного ей разоблачения на том страшном Совете он сказал при всех: “Я ей доверяю” – в настоящем времени… Но все же сказала:

– Я знаю. Но как же твое поведение, когда рядом со мной Зорькин, Воропаев, Михаил? Это доверие?

– Это ревность, Кать. Бешеная ревность.

– Андрей, так доверие и означает осознание, что нет повода для ревности и контроля. Но здесь есть и моя отваетственнсть. Я сама тебе что-то недоговаривала – без задней мысли – сначала про Колю, его роль, потом – после инструкции – вообще вела свою игру, желая до тебя достучаться и мучая нас обоих…Потом, расстроившись, скрыла, куда уехала… Так что, если вдуматься. понятно, почему ты себе навообразил всякого. Но опять же, ты мог просто спросить у меня, открыто и прямо…

– Я пытался. но натыкался на стену… Иногда я жалел, что не умею читать твои мысли. Откуда я знал, что ты чувствуешь, что у тебя на душе…

– Да, я все это поверяла своему дневнику… Без него, наверное, с ума бы сошла…

– ты была откровенна в дневнике. Я писал тебе открытки. Но, может быть, мы попробуем поговорить? Может быть, мы научимся разговаривать друг с другом открыто? Не сразу, постепенно? Может быть, для начала сходим на свидание?

– Вот прямо на свидание?: По-настоящему? Ты понимаешь, что мы пока мало знаем друг о друге и что нам надо очень тщательно подбирать места и слова?

– Ты права, твоему дневнику явно повезло больше, чем мне: он знает о тебе все. Но я хотел бы узнать побольше.

Катя внимательно вглядывалась в Андрея, однако не видела признаков вранья. Да, он и раньше был убедителен, но сейчас как-то иначе…

– Андрей, – неожиданно спросила она, изо всех сил пытаясь уцепиться в их странной истории хоть за что-то настоящее, – а та открытка, где “Никогда не жалел, что не умею читать чужие мысли”...

– Это писал я сам, – быстро и как-то нервно перебил Жданов. – И не только ее.

– Мне так тоже казалось, но не могла поверить…Жаль, что их больше нет.

– Почему нет? – удивился Андрей и вдруг вспомнил: – Пакет цел, я его не выбросил.

– Но Федор сказал…

– Ну да, я сперва его выкинул, потом спас… В смысле вернул. Он в офисе. Завтра покажу.

Катя покачала головой.

– Все слишком невероятно… Все совсем не так… Иначе, чем я думала… Открой, пожалуйста, дверь, мне надо пройтись, продышаться.

Андрей послушно открыл двери, оба вышли из машины.

Андрей подошел к ней и уткнулся в затылок. Ощущая так близко ее запах, ее дыхание, он еле сдерживался.

– Кать…
– Андрей, пора домой. надо хоть немного вздремнуть после тяжелого дня.

–У тебя получится? У меня точно нет.

– Я все же попытаюсь. Андрей, спасибо, что приехал и все рассказал. Мне пора. – голос почти не сбился, но сама она вся дрожала.

– Погоди. Еще минутку, – прошептал он ей в локоны, потом слегка приподнял подбородок, посмотрел прямо в странно блестевшие глаза и, будто получив разрешение, поцеловал. И Катя снова чуть было не потеряла сознание, пошатнулась, Андрей ее подхватил и продолжил говорить, в промежутках покрывая настойчивыми поцелуями ее лицо, уши и шею и явно не собираясь останавливаться:

– Если ты меня уже разлюбила, то не стоит и пытаться. Но если еще нет, то давай попробуем заново. Не с чистого листа, нет, потому что прихватим с собой открытки и еще кое-что из прошлого, что принадлежит только нам. Кать…

Вместо ответа Катя сама обняла Андрея, сняла его очки и ответила на поцелуй. Потом шепнула ему на ухо, что тоже его любит, вернула очки и убежала.

А потом они еще переписывались до утра.

И до утра ворочалась Елена Александровна, которая видела их в окно.

А потом Катя решила, что однажды даст почитать Андрею свой дневник.

А Андрей решил, что будет идти маленькими шажками, и дарить ей цветы, и узнавать все-все, что ей нравится, а что нет. И что они обязательно снова придут в караоке, хоть ему медведь и на ухо наступил.

Но он точно научится петь вместе с ней.

В два голоса.